Кресли Коул - Профессионал

Несмотря на наличие горничной, повара, водителя-дворецкого-охранника, который был способен достать всё от противозачаточного пластыря до мороженого «Ле Чанки Манки», этот роскошный особняк оставался золотой клеткой.

Как обычно, я просматривала трансляцию с видеокамер, наблюдая за повседневной жизнью парижан. Комната-убежище была моей любимой. Наверное, мне нравилось подглядывать. Я придумывала истории об увиденных людях, составляя для них целые диалоги.

А, может, я уже просто сходила с ума.

Застонав, я уронила голову на руки. Я связана с тем, кто позволил мне взглянуть на мою истинную сущность только лишь для того, чтобы теперь её отрицать. С тем, кто никогда мне не доверится.

С тем, кого я до сих пор не знаю.

Мы оба переживали утрату — по отдельности — и, похоже, вели отдельные жизни. Если он был дома, то часто разговаривал по телефону с таинственным Максимом. Я слышала странные обрывки фраз "Защищай ценой собственной жизни" и "Она со мной".

Я облегчила душу, рассказав Джесс, как сильно мне не хватает Пахана, но Севастьян оставался единственным человеком, который действительно мог меня понять. Я даже рассказала ей про Филиппа. Её вывод: "Если он отравлял людям жизнь живой, то не прекратит это делать и после смерти. Я запрещаю тебе о нём думать. Тебе повезло, что ты осталась в живых".

Не повезло. Это заслуга Севастьяна.

Узнав, что мы с Севастьяном спим вместе, Джесс пришла в восторг.

— Ты лишилась своей бородавки! Жизнь открылась тебе с самой забавной стороны.

— С забавной? — Сейчас — не особенно. Если мы с Севастьяном намерены построить жизнеспособные отношения, нам придётся над ними поработать. Но всякий раз, когда я пыталась поговорить о его прошлом, его мыслях или, прости господи, о его чувствах, он сразу замыкался.

Никакой настоящей близости. Никакого прогресса.

Секс всякий раз доставлял удовольствие, но всё меньше и меньше меня удовлетворял. Он дико боялся сделать мне больно или оставить синяк, и я чувствовала, что ему от этих самоустановленных границ было так же досадно, как и мне.

Рано или поздно он найдёт ту, с кем можно будет реализовать свои затаённые мечты, если только я не соблазню его проделать это со мной. Севастьян сказал, что станет у меня последним; однако про себя он такого не обещал.

Теперь мне казалось, что обратный отсчёт начался уже у меня. Соблазнить, пока он не свалил.

Эмоционально замкнута, сексуально не удовлетворена. Оба наших препятствия становились всё выше и выше…

Встав из-за командного пульта, я прошла к кровати. Вытянувшись вдоль изголовья, я гадала, наблюдает ли он за мной и сейчас.

От этой мысли я вздрогнула. Может, стоит продемонстрировать, что он упускает, когда уходит от меня.

Один раз он уже видел, как я мастурбирую, но тогда я не могла оценить момент. А сейчас? Даже если он не смотрел, я могла бы притвориться, что он наблюдает. Бинго!

Взбудораженная, я сбросила туфли, чулки, блузку и юбку, оставшись в нижнем белье — в лифчике и трусиках из прозрачного материала телесного цвета.

Снова улегшись на спину, я медленно провела руками вдоль тела до груди, сведя обе половинки вместе и сильно сжав — так, как я знала, хотел бы сделать он.

Вздохнув, я сняла бюстгальтер, раскрутив его на пальце и бросив в сторону камеры. Одной рукой я сильно ущипнула соски обнажённой груди; другая опустилась вдоль живота, прямо в прозрачные шёлковые трусики. Я не стала их снимать — потому что Севастьян всё равно мог видеть, как двигаются мои пальцы.

Рядом с кроватью зазвенел телефон.

Ухмыльнувшись в объектив камеры, я произнесла в трубку:

— Я сейчас немного занята, детка, через минутку перезвоню.

По звуку было похоже, что он находился в машине.

— Перестань немедленно, маленькая ведьма, — прорычал он по-русски. Чтобы не понял водитель? — Я буду дома через пять минут — и ты меня дождёшься.

- А то что? — я упрямо гладила клитор, покачивая бёдрами. — Станешь мною кормить рыб?

— Не испытывай меня, зверёк.

Я нажала на громкую связь.

— Ты бросил меня одну дома. Чем ещё девушке заняться? — Я гладила себя. — Хочешь узнать, о чём я фантазировала? Как ты трахаешь меня до бесчувствия. — Очередное поглаживание. — Ооо. Стой-ка, больше ты так не делаешь.

— О чём ты?

— В самолёте ты сказал, что, едва на тебя взглянув, женщины понимают, что их жёстко оттрахают. Этого я не чувствую. — Гори!

Я продолжала себя гладить и слушала, как в трубке Севастьян скрежетал зубами.

— Натали, не смей кончать от своей руки.

— Это новый закон, что ли? Я пропустила в наших отношениях свод правил. Ладно тебе, подыграй, Севастьян. Спроси, потекла ли я? Нет? Придётся тебе показать.

Подняв колени к груди, я стянула трусики до лодыжек. Потом раскинула колени в стороны, давая Севастьяну полный обзор намокших завитков, которые я продолжала лениво поглаживать.

Он со свистом втянул воздух.

— Прекрати немедленно.

- А то накажешь меня? Если твоя доминирующая натура не может стерпеть такого неповиновения, то надо перестать за мной наблюдать.

— Я никогда не перестану за тобой наблюдать. С наблюдения всё и началось.

- Верно. Это уже второй раз, когда ты подсматриваешь за тем, как я мастурбирую, -

Поглаживание.

— Я не это имел в виду. Чёрт побери, женщина, ты ведь не хочешь, чтобы я потерял контроль.

— О, так ведь я хочу! — Похоже, пора начать игры на букву А. Хватит ли у меня смелости? Шутки кончились. — А если я сделаю… так? — Я встала перед камерой на четвереньки, открыв ему полный обзор. Трусики между разведённых лодыжек туго натянулись.

— Господи помилуй.

Его реакция и такая обнажённая уязвимость, выставленная напоказ, вскружила мне голову, тело бросило в жар, возбуждение будто выстрелило вперёд. Вероятно, я была эксгибиционисткой — от волнения кровь с новой скоростью хлынула по венам.

Игры кончились, мне отчаянно требовался оргазм.

Когда я стала насаживаться на собственные пальцы, он поперхнулся, затем на французском что-то резко приказал водителю. Наверное, ехать быстрее, потому что следом яростно зазвучал яростный клаксон.

— Ты и представить себе не можешь, что ты со мной делаешь.

Я совершенно отдалась наслаждению, не переставая скользить пальцами…

— Тогда погрузи для меня пальцы внутрь, — приказал он по-русски. — Будь моей умницей и трахни себя.

Вскрикнув, я передвинула указательный палец с клитора ко входу, изогнув его между губок; комнату по громкой связи заполнило его тяжёлое дыхание, ещё больше меня возбуждая.

Когда я проникла внутрь и стала двигать пальцем, он прохрипел:

— Я тебя проучу.

Звонок оборвался.

Спустя пару секунд я услышала внизу его шаги, которые теперь звучали на лестнице. И впервые вдруг поняла…