Шахразада - Тайна наложницы

– О визирь, – проговорил Синдбад. – Я готов предстать перед халифом. Я готов выслушать его волю. Я не буду плясать от радости, если поручение нашего повелителя погонит меня на самый край света. Однако я отправлюсь туда и выполню сие поручение, ибо честь быть посланником великого Гарун-аль-Рашида выше всяческих низменных соображений уюта и спокойствия.

Визирю было вполне достаточно этих слов – Синдбад, немногословный и спокойный, был куда более похож на царского посланника, чем тучный и лживый первый военный советник.

– Что ж, почтеннейший, не будем терять времени. Ибо его не вернешь.

Всего несколько десятков шагов по прохладному полутемному коридору привели их в покои, которые избрал халиф для беседы со своим новым посланником. Лишь в узком проеме окна царило солнце – близился полдень, и светило становилось все безжалостней…

– Здравствуй, Мореход.

Голос халифа Гарун-аль-Рашида оказался неожиданно звучен. Во всяком случае, слабый старческий глас думал услышать Синдбад.

– Не удивляйся. Вот уже не один год визирь Абу-Аллам учит нас этому необыкновенному искусству: узнавать все обо всех, не сходя с места. А твоя слава обогнала тебя уже давно и пришла в наш дворец еще до того, как ты вновь ступил на улицы родного города. Знаем мы и то, что с сегодняшнего утра ты считаешь себя счастливейшим из смертных. Нам бы хотелось разделить с тобой эту радость, но не сейчас…

Халиф замолчал – увы, чужое счастье вновь напомнило ему о собственной невосполнимой потере. Однако миг слабости миновал, и халиф продолжил:

– Друг наш, позволь так называть тебя, Синдбад, мы опечалены. Ибо всегда считали себя не только всесильным, но и самым богатым человеком на свете. Однако с некоторых пор не богатством, а знаниями и чудесами мечтаем мы наполнить свой досуг, к вящей славе нашего народа. Глупец первый воинский советник, должно быть, сие тебе известно, не оправдал наших ожиданий, чем вызвал не столько наш гнев, сколько презрение, более подходящее простому смертному, но не всесильному владыке. Своей ложью этот тучный безумец отвратил нас от мечты поиска чудес света.

Визирь с изумлением слушал слова Гарун-аль-Рашида. Ибо ничего подобного за своим повелителем не замечал: ни столь цветистой речи, ни столь глубоко спрятанной лжи.

– Однако стоило нам лишь отказаться от поиска чудес, как купцы Черной земли Кемет, что лежит по ту сторону великого Серединного моря, привезли нам в дар от царя своего, которого они называют фараоном, камень невиданной красы и небывалого размера. Если бы это был камень обычный, его следовало бы считать бериллом – так красив и глубок его сине-голубой цвет. Но размеры камня поражают, ибо он более головы ребенка…

Визирь подтверждающе кивнул – да, подобный камень купцы страны Кемет и в самом деле пытались положить к ногам повелителя всех правоверных. Однако он выгнал их, назвав гнусными лжецами, ибо не может берилл походить своими размерами даже на большое яблоко, не то что на голову ребенка.

– И теперь, – продолжил халиф, – мы решили проверить правдивость слов купцов далекой знойной страны. Ибо не желаем привлечь злые чары на головы жителей прекрасной нашей страны, поверив в сие невозможное явление.

Синдбад молча взирал на двух самых могущественных людей Багдада. Он понимал, что скоро вновь перед ним раскроется безбрежность океана, на этот раз во славу халифа Гарун-аль-Рашида, повелителя всех правоверных.

– Да, – сказал халиф, – ты все понял верно. Наше величество желает, чтобы ты снарядил самый крепкий корабль, взял с собой самых надежных спутников и отправился вместе с одним из купцов фараона туда, куда он тебе укажет. Если и в самом деле ты найдешь место, где много таких камней или других диковинок, привези их. Мы воистину более желаем убедиться, насколько дивен и чудесен мир, чем наполнить нашу казну.

Синдбад был весьма учтив и цветист в речах, когда в этом была необходимость, однако сейчас все было ясно, и потому никаких слов не требовалось. Мудрости Гарун-аль-Рашида хватило, чтобы не разгневаться на подобную неучтивость. Напротив, он печально усмехнулся и сказал вполголоса:

– Мы бы с удовольствием отправились в такое путешествие. Но знаем, что далеко удаляться от обители правоверных нам нельзя. Мы не боимся, но, в определенном смысле, на нас в этом городе все держится. Да и время покинуть сии стены, иногда, увы, похожие на золотую клетку, еще не пришло.

– Я повинуюсь тебе, повелитель! И благодарю за то, что меня ты избрал охотником за чудесами. Ибо, к несчастью своему, я уже заметил, что все необычное в мире испытывает ко мне подлинную тягу. Думаю, что камни, о каких говорили тебе фараоновы купцы, найдутся значительно быстрее, чем ты можешь себе представить!

Синдбад с поклоном удалился. Повинуясь безмолвным жестам визиря, за ним последовал старшина мамлюков, дабы незримо охранять царского посланника от мелких неприятностей, коими зачастую столь обилен большой город, и, если в том возникнет необходимость, помочь Синдбаду-Мореходу в приготовлениях к долгому странствию.

– Воистину, сей немногословный муж куда более походит на посланника нашей воли, чем тот болтливый бурдюк, – пробормотал Гарун-аль-Рашид.

– Воистину так…

– Однако сколь долгим будет странствие сего достойного мужа, нам неведомо.

– Сие неведомо никому, быть может, лишь Аллах всесильный мог бы развеять эту тайну.

Халиф молча кивнул. Должно быть, мысли его вновь приняли печальное направление. Так, во всяком случае, решил визирь. В молчании текли минуты, чтобы потом сложиться в часы.

– Воистину, наш мудрый визирь, ты слишком сурово смотришь на сей мир, – внезапно проговорил халиф. – Ибо ожидание может быть долгим, но страна должна жить, сообразуясь не с нашими печалями, а со многими куда более практичными соображениями.

«О да, мой повелитель. – Голос, который мог принадлежать лишь одной Ананке, прозвучал в тиши покоев. – Сие есть истина. Отвлекись от своих печалей, оставь их там, где они и должны жить. Постарайся вернуться в мир… Или насильно верни себя туда, где твое подлинное место…»

Гарун-аль-Рашид улыбнулся слышимым одному лишь ему словам.

– Повинуюсь, моя греза, – проговорил он тихо.

В повседневных царских заботах пролетели дни, незаметно сложившись в месяцы. И вот на пороге Малых церемониальных покоев, которые халиф все чаще называл своими рабочими покоями, возник Синдбад по прозвищу Мореход. Да, он по-прежнему мало походил на царского посланника, более напоминая сурового воина, который выжил не в одном десятке кровавых схваток. Но халиф не обманулся в ожиданиях, лишь взглянув в глаза купца-посланника, – тот вернулся с победой.