Борис Шурделин - Наша с тобой «Звезда»

Ирина снова подняла трубку и набрала номер. Савельев успел сказать:

- Напрасно. Теперь вообще никто не подойдет.

Но в трубке послышался чей-то голос. Ирина чуть виновато улыбнулась.

- Может, покатаемся по городу? - сказала она в трубку.Чем занят? - Ирина быстро взглянула на брата, но тут же отвела глаза.- Нет, нет… Зачем же?

Она положила трубку.

- Минин отводит душу? - спросил Савельев, презрительно усмехаясь.- Коньяк вредит печени. Но это за ним водится. Иногда я покрываю его горести. Из-за тебя покрываю.

Ирина накинула на плечи шерстяную кофту и вышла на улицу.

Дверь на втором этаже соседнего подъезда открыл ей Минин.

Еще из прихожей Ирина увидела в комнате на журнальном столике начатую бутылку бренди. Сверкала яркая желтая этикетка. Стены комнаты были почти сплошь заклеены большими фотографиями. С одной из них на Ирину смотрела она сама. На другой - непомерно большого размера - бежали, обнявшись после удачного завершения атаки, совсем еще юный Минин и Сергей Катков.

- Мой первый гол в высшей лиге,- пояснил Минин, заметив, что Ирина всматривается в эту фотографию.- Пас мне дал Серега.

Я сегодня повесил. И никогда не сниму. Даже если ты потребуешь.

Ирина давно поняла, каково значение футбола в жизни этих людей. Бороться с ним бессмысленно, они ему не изменят. Перенесут самые тяжкие муки и самые горькие унижения, лишь бы не расставаться с футболом. Дело вовсе не в братьях Катковых. Дело в том неизменном, чем все они живут - и Сергей, и Минин, и Савельев, да, да, и Савельев тоже. Но особенно, конечно, Сергей Катков…

Люблю приезжать на стадион задолго до начала матча. Когда контролеры еще только расходятся по своим местам. Когда покидает поле стрекочущая машина с краской, обновлявшая разметку. Когда на стадионе стоит гулкая тишина и лишь перекликаются то на одной, то на другой трибуне нарядные милиционеры или хлопотливые служители. В такие минуты пытаюсь представить себе, как преобразится стадион через полчаса - когда появятся первые зрители, через час - когда команды выйдут на поле, и, наконец, как он будет выглядеть часа через три - опустевший, усталый, тихо шелестящий забытыми на скамейках программками и обрывками газет.

Нам, журналистам «Старта», редко удается приехать на стадион заранее. Служебная машина у нас одна, вот мы и ждем, пока соизволит выйти Романишин.

В командировках - другое дело. Сам распоряжаешься своим временем. Вот и приехал на стадион пораньше.

Здесь я впервые, поэтому пришлось спросить, как пройти к раздевалкам. Пока я искал вход, подъехал Сергей Катков. Болельщики - с утра они здесь, что ли? - сейчас же окружили его. Он был без сумки, в которой спортсмены обычно носят свою амуницию, и я, конечно, не догадался, что он будет играть.

Шел Сергей сквозь толпу не спеша. Я остановился неподалеку - хотел послушать, что люди ему скажут. Так, ничего интересного, обычная болтовня, как на любом стадионе.

Мимо пробежали Хитров и Говоров - прошлогодние дебютанты.

Кстати, у одного из них отец профессор. Вроде у Говорова. А еще говорят, что футбол - только для ребят из необеспеченных семей.

Почему, мол, в футбольные секции нет такого наплыва, как лет двадцать назад? Оказывается, потому, что жизненный уровень вырос, и родители теперь учат детей не футболу, а фигурному катанию и теннису… Нет уж, футбол навсегда останется для мальчишек самым главным видом спорта!

Заметив Веретеева, я укрылся за чужими спинами. Конечно, было очень заманчиво процитировать в своей статье его мнение о «Звезде». Но Веретеев явно ждал кого-то. Ему было не до меня.

Едва Сергей Катков появился в холле, Веретеев тотчас подозвал его.

Вот кого он ждал.

К слову, о Веретееве. Если есть в футболе человек, который за муки свои футбольные попадет после смерти в рай, то это Веретеев.

Он уже полвека связан с футболом, а свежести чувств не растерял, ясности ума не утратил. Дважды я помогал ему готовить статьи, и эти дни стали моими футбольными университетами. Как он остался таким - искренним, верящим, доброжелательным, ищущим - после всего, что было в его жизни за десятилетия тренерской службы? Поговорите с ним - ничего плохого он будто и не помнит, ни на кого зла не таит. Первые его ученики - уже без пяти минут пенсионеры, а для него они - все те же мальчишки со старых дворов и заброшенных пустырей. По-моему, он и к Доронину не питает ненависти, скорее, жалеет его, что ли…

Как я ни прислушивался к разговору Веретеева с Катковым, до меня долетали только обрывки фраз. Однако я расслышал, что Веретеев назвал возвращение Каткова загадочным. Лично я ничего загадочного в этом возвращении не видел. Мало ли футболистов возвращалось, вроде бы уж и повесив бутсы на крючки…

Потом появился Баженов, бесцеремонно, начальственно вмешался в разговор и что-то говорил Веретееву. А когда директор удалился, Сергей сказал тренеру: «Есть, наверное, что-то такое в нашем деле, о чем мы почему-то стесняемся говорить вслух». Видимо, речь шла о чем-то очень важном. Веретеев - и это было непохоже на него - уклонился от возражений: «Для кого-то есть, а для кого-то было…»

Последующие события показали, что я плохо знал нынешнего Веретеева, многого в нем не разглядел, более того, ошибался в нем, считая, что старик уже на излете…

Я хотел проследовать за Катковым в раздевалку «Звезды», но меня остановил Баженов.

- Вы - корреспондент из Москвы? - Я что-то невнятно пробормотал в ответ.- Зайдите в судейскую,- продолжал Баженов, не слушая меня.- Пусть знают, что вы здесь. Чтоб не хватали моих парней. Нам бы ничеечку вырвать. А старый уперся. Не хочет ставить пятого защитника.

Увидев судей, он бросился к ним, вскинул руки, изобразил на лице своем нечто вроде радости.

Стайкой толпились в углу жены футболистов. Хотя, наверное, здесь было больше подружек, чем жен. Совсем девчонок, ослепленных наивной девичьей страстью к мишурному блеску - к максфакторским теням для век, к ультимовской губной помаде… Этих вечных девчонок всегда можно видеть в ночных аэропортах, в подтрибунных холлах, у входа на стадионы. Они обречены на то, чтобы ждать и ждать этих кареглазых и синеглазых парней, чаще всего и не думающих о том, каким горьким и безрадостным бывает безнадежное ожидание.

Вместе со Збарским и Мининым в холл вошла молодая женщина.

За версту было видно, что она не из «подружек», да эти девчонки и не посмели бы приблизиться к ней, словно она - человек другого мира, других забот, других ожиданий. Вспомнив, как Береговский невнятно пересказывал слова Сосноры, я решил, что это сестра Савельева.

Она казалась лишней здесь. Почему же она пришла сюда? Потому, что волновалась за брата? Или потому, что интересовалась матчем?