В. Лейбовский - Дарю игру

В 1984 году ему предложили стать председателем всесоюзного тренерского совета. Он сказал: «Подумайте, стоит ли. Я — человек неудобный, буду говорить все, что думаю». Ему ответили: «Это и нужно». Рыжак согласился.

Небольшая деталь. Ко всем своим воспитанникам он обращается только на «вы» (много ли таких тренеров?). Это не наигрыш, не пустая форма, это для Рыжака естественно. Он всегда строил отношения с игроками на доверии, обращался к уму и душе спортсмена. Знаю немало тренеров — властолюбцев, подавляющих учеников волей своего диктата, пусть даже ограненной глубоким знанием предмета. Такие наставники нередко, а может быть, даже чаще других удачливы в своей работе, в достижении высоких спортивных результатов. Рыжак — иной. У него цели спортивные и «общечеловеческие», нравственные были неразделимы. И дай-то бог, чтоб с воспитателями каждому повезло в жизни так, как Нугзару Мшвениерадзе.

И не будем больше сетовать на фатальную неудачливость его спортивной судьбы. Кстати, от Нугзара таких слов я ни разу и не слышал. Когда мы коснулись в разговоре его неожиданного вывода из сборной команды страны накануне Олимпийских игр 1972 года, Нугзар сказал: «Ничего особенного не произошло, я был еще сыроват, и сборная в моем лице ничего бы не приобрела». С чем, однако, Петр Яковлевич категорически не согласился.

Думая о везении и невезении в спорте, о судьбах игроков, я вспомнил сына другого выдающегося ватерполиста — Иштвана Сивоша, который, если помните, давал уроки герою этой книги, учил Петра современной игре.

Так вот Иштвану Сивошу-младшему спортивная судьба не просто улыбнулась, а, я бы сказал, распахнула объятия. В 1968 и 1976 годах он в составе своей команды стал олимпийским чемпионом.

А ведь никто и не предполагал, что Сивош-младший добьется больших успехов. Даже отец не верил в это, считая, что парень характером вышел в мать — женщину спокойную и абсолютно уравновешенную. Игрок по натуре должен быть взрывным, импульсивным, а Иштван неизменно флегматичен, замкнут. Вывести его из себя, пожалуй, не легче, чем сдвинуть с места вышку для прыжков в воду или поймать окуня в олимпийском бассейне.

И все же Сивош-старший, как и его московский друг, упорно учил сына игре. И как оказалось, небезрезультатно. Отцу помогла в этом и сама природа, наделившая сына если не выдающимися способностями, то могучим телосложением и неимоверной силой. Когда он прыгал в воду, казалось, ее уровень поднимается сразу на полметра.

Много приходилось мучиться с ним нашим защитникам.

Чаще всего против него играл защитник Александр Долгушин. Нугзар вспоминает, что, когда они приехали на чемпионат Европы в Австрию, Долгушин однажды утром, едва открыв глаза, сообщил ему радостную весть: «Мне сейчас приснилось, будто Сивош заболел и не приехал. А сны мои всегда вещие». Настроение у команды заметно поднялось. Ободренные, они спустились к завтраку. И надо же было такому случиться: первым, кого они встретили в ресторане, был именно Сивош — как всегда угрюмый и нелюдимый, но вполне здоровый и наверняка готовый к борьбе за высший титул. И венгры своего в тот раз добились.

А через два года они снова стали олимпийскими чемпионами. Но это был их последний крупный успех. С той поры венгерские ватерполисты начали как-то утрачивать свою игру.

В команде стали часто меняться руководители, а это редко приводит к добру. И хотя высококлассные игроки в Венгрии не перевелись, а популярность водного поло в республике не упала, дела сборной команды страны, в отличие от нашей, пошли на убыль. Вот и на Играх доброй воли в Москве советская сборная выиграла у венгерской, хотя, утомленные многочисленными турнирами, наши ребята играли далеко не лучшим образом. А на чемпионате мира, состоявшемся в конце августа 1986 года, венгры и вовсе не попали в восьмерку сильнейших. Так что Иштвану Сивошу-младшему, который закончил выступать в 1979 году, в отличие от Нугзара, очень повезло — он играл в классной команде.

Перед Московской олимпиадой в семье Мшвениерадзе поняли, что на этот раз честь ватерпольной династии в сборной будет защищать младший сын Георгий (он же Каха), которому к тому времени исполнилось 18 лет. Он уже стал чемпионом Европы среди юниоров и мастером спорта.

Однако давайте вновь перелистаем календарь обратно, чтобы подойти к воде вместе с пятилетним Кахой, которого отец, держа за руку, ведет на пятиметровую вышку — заметьте: на три метра меньше той, с которой в ужасе прыгнул некогда его старший брат, — и опять настоятельно требует, чтобы сын ринулся вниз.

Но история не повторяется. И не потому, что Кахе страшно. Может быть, это и так, но он этого не показывает, Каха просто не желает прыгать, не видит в том смысла и нужды. Правда, он намекает отцу на возможную отступную, сказав, что подумает над задачей, если тот купит ему игрушечную подводную лодку. Но отец с гневом отвергает взятковымогательство и, махнув рукой, обиженно отходит в сторону: «Живи как знаешь». Впрочем, возможно, по большому педагогическому счету он оказался прав. Помнится, Бенджамин Спок писал о том, что родители порой должны давать ребенку возможность самому побеждать себя, иначе он может вырасти человеком с подавленной волей и инициативой.

Издревле известно, что младший ребенок в семье — баловень. Однако, будучи уже знакомым с нравом Петра Яковлевича, читатель вряд ли поверит тому, что Кахе доставалось больше внимания, ласки и поблажек, чем Нугзару. Но в отличие от старшего брата младший едва ли не с пеленок проявлял больше непокорности отцу. Все же ради справедливости, а также доброго имени обладателя едва ли не всех высших спортивных титулов Георгия Мшвениерадзе нужно отметить, что эта непокорность шла не от непризнания авторитета отца, а от постоянной, напряженной настроенности на самоанализ. Возможно, поэтому правильней говорить о спорах с самим собой, спорах за истину. Пусть Каха не всегда доискивается ее, но сам поиск правильных решений помогает ему жить и расти.

Заслуженный мастер спорта Георгий Мшвениерадзе не сажал дома овощи, не разводил рыбок, не мечтал стать ни лесником, ни летчиком, ни даже пожарным. Каха родился в ватерпольной шапочке. За давностью лет трудно установить, каков был первый предмет, взятый им в руки, но скорее всего это был ватерпольный мяч. А если так, то вполне допустимо, что первым произнесенным им словом было не «мама», а «го-о-ол».

Почему эта любовь захватила мальчишку сразу, всего, без остатка, тогда как старший брат к обретению ее шел долгие годы? Никто не знает. Но таков факт, и он, возможно, предопределил более удачливую спортивную судьбу младшего.