Хацуо Рояма - Моя жизнь - каратэ. Книга 1

Чтобы это понять, достаточно было посмотреть на наших учителей. Выполняют ли они базовые упражнения или ката, проводят ли поединок — их движения экономны и строго определены. Они были рациональны до великолепия. В сравнении с другими направлениями каратэ их движения были мягкими, но отличались большой мощью. В других школах атаки проводились из стоек киба-дачи или сико-дачи по прямой линии. В бою пользовались стойками нэкоаси-дачи или кокутцу-дачи и двигались по кругу. Я смотрел на эту технику ведения боя и не мог отвести глаз, мне казалось, что я видел суть каратэ.

В то время к нам часто перебегали каратисты из других школ. Сперва они твердо придерживались мнения, что стойка в спарринге должна быть либо киба-дачи, либо сико-дачи, но буквально через месяц другой они меняли свое мнение и становились в кокуцу-дачи или нэкоаси-дачи.

Ясно, что пока сам не постоишь в реальном поединке, ничего не поймешь. Существует выражение "мягкость побеждает жесткость" и хотя "жесткость" и выглядит сильной, но я с полной уверенностью могу сказать, что "мягкости" ей не победить.

В этот период я уже был преисполнен чувством гордости, оттого, что занимаюсь Ояма-каратэ.

Как раз заканчивался третий месяц моего обучения в школе Оямы. Все готовились к встрече нового 1964 года, и в канун этого праздника я дал себе одно обещание. Произошло это так. Как-то в конце года в перерыве между тренировками Учитель Ояма указал на меня пальцем и сказал одному из черных поясов: "Как думаешь, сколько он продержится?". Это задело меня и я себе сказал:

"Нет, я никогда не брошу Кёкусинкай".

И в тот же момент к этой клятве я добавил, что в течение следующего года не пропущу ни одной тренировки.

В то время это смог сделать только Фудзихира Акио (Осава Нобору).

Хотя тренировки и были тяжелы, я уже не мог без них жить. Может, сыграли роль мои врожденные способности, но я быстро овладел базовой техникой и уже хорошо помнил все ката. Всего лишь за четыре-пять месяцев, прошедших с начала занятий, я уже полностью освоил все ката пинан1. В поединках я старался подражать старшим, у меня уже выработался кое-какой стиль.

"Каратэ — это красиво" — вот, что я чувствовал в то время.

Я несколько охладел к монотонным занятиям базовой техникой, и меня как-то по-особому стал интересовать поединок. Мое внимание привлекала красота и легкость применения техники в поединке при нападении и защите, которые демонстрировали старшие ученики. От того как сплетаются мои руки с руками партнера я получал просто эстетическое наслаждение. В то время для меня поединок была сама грациозность.

В день, когда нужно было идти на тренировку, ни о каких занятиях в школе я и думать не мог, я был полностью погружен в мысли о моделях атак, а если оставалось время, то с головой уходил в усовершенствование спарринга. Затем я шел в зал и, если хоть раз в поединке со старшим мой удар проходил, я чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Даже после того, как заканчивалась тренировка, я ловил кого-нибудь из моих товарищей — белых поясов и предлагал ему немного поработать в паре. Это было прекрасное время.

Сначала, хоть мне и было тяжело, но, кажется, наставники все же щадили меня, как новичка. Постепенно я начал понимать тяжесть тренировок, казавшихся мне недавно даже приятными.

Не прошло и полгода, как все изменилось. Обычно в спарринге я совершенно не обращал внимания на атаки партнера и поступал как Файтинг Харада, нанося противнику град ударов. Тогда я еще не понимал, что старшие, глядя на мое поведение, просто воздерживались от замечаний, а я становился все более самоуверенным.

Как-то раз Окада предложил мне поработать в паре. Тогда у него был третий дан, и я, естественно, смотрел на него, как на бога. Получив приглашение от такого мастера, я с радостью вышел вперед.

Время спарринга три минуты. Я, как обычно, вошел в ближний бой и начал наносить град ударов. Все эти три минуты Окада легонько их блокировал. Прошли три минуты, я поклонился и только было собрался вернуться на место, как он сказал: "Ну, что, еще три минутки?" Хоть я и запыхался, но еще три минуты выдержать мог и снова вышел вперед.

Перед вторым "раундом" Окада поплевал на руки, хлопнул в ладоши и сказал: "Ну, я пошел!". Следующие три минуты я летал из угла в угол по всему залу. Я был избит, меня мотало от усталости, и я почувствовал страх, поединок был просто опасен для жизни. Это уже не было развлечением, как в те первые три минуты. Наконец, время спарринга подошло к концу, но я рано обрадовался, Окада заставил меня продолжать бой еще три минуты. Для меня этот поединок стал переломным моментом, я до глубины души осознал всю опасность боя.

До этого я даже в самые торжественные моменты в зале часто шутил с такими же белыми поясами, как я, во время тренировки часто посмеивался, и сейчас эта моя беспечность дала о себе знать. После этого случая я стал уже по-другому смотреть на моих учителей и впервые почувствовал всю серьезность занятий.

Раньше, как только наступало время поединков, я постоянно пытался сесть в самый первый ряд, чтобы хоть на немного продлить время спарринга. Но после этого случая я чаще садился в самом отдаленном углу зала и просто тихо смотрел. Через некоторое время я, можно сказать, вообще всей душой возненавидел спарринг, и причиной тому стал вот какой случай.

В воскресенье после окончания утренней тренировки я пообедал и продолжил тренироваться сам. Обливаясь потом, я работал со штангой. Вдруг в зал вошел не очень крупного телосложения парень, одетый в школьную форму и начал смотреть, как я тренируюсь. Взгляд у него был пронизывающим, я чувствовал это на себе, но не подавал вида и продолжал поднимать штангу. Спустя некоторое время он мне сказал: "Может немного поспаррингуем". Это был эдакий благопристойный додзёябури.

Судя по внешнему виду, он был не очень силен, и я решил согласиться на его предложение. Скорее всего, он то же самое подумал и обо мне. Уверенности в своей технике у меня не было, но я глубоко верил в силу Ояма-каратэ. Мне предстояло впервые встретиться с другой школой и от волнения у меня сердце чуть не выскакивало из груди.

Он быстро переоделся в форму, которую принес с собой, и предложил начать поединок. На нем был белый пояс. Мне переодеваться было незачем, и мы тут же вступили в бой. Может потому, что он был немного выше меня, он стал в низкую стойку сико-дачи. Завязался отчаянный поединок. Вернее его уже нельзя было назвать поединком, скорее, это была драка.

Прошло минут пятнадцать, мы оба выбились из сил, но прекращать бой я не собирался, был упрям и не мог так запросто предложить закончить поединок.