Хацуо Рояма - Моя жизнь - каратэ. Книга 1

Похоже, он почувствовал это, и у него взыграло самолюбие. У меня текла кровь из носа, а у моего партнера изо рта. Я попал ему в голову ударом атамадзуки. Дыхания у меня уже не хватало, и я, собрав последние силы, нанес удар ногой. К несчастью, он сблокировал мой удар растопыренными пальцами. Вот тогда все и случилось. Он издал дикий крик, схватился за руку и, скорчившись, повалился на пол. Когда я присмотрелся, то увидел, что его указательный палец был сломан под острым углом, кость пронзила мясо и торчала наружу. Такое зрелище я увидел впервые, побледнев от испуга и внезапного осознания ответственности, тут же схватил его, и мы побежали в больницу. Там нам сказали, что это тяжелая травма, лечение которой займет два-три месяца.

После происшествия страх перед поединком принял небывалые размеры. Странно, но я заметил, что такое чувство было не только у меня, но и у остальных тренирующихся. Бывали случаи, когда во время поединка у некоторых учеников намокали трусы. И практически все, когда подходило время спаррингов, бледнели и становились какими-то неуклюжими. Нечего и говорить, что многие просто не выдерживали даже обычной тренировки и бросали занятия. А некоторые, желающие поступить в школ, даже после первой тренировки больше в зале не появлялись. Конечно, в такой обстановке считалось чрезвычайно почетным выдержать жестокие тренировки и с белого пояса сдать на зеленый. Я слышал, что зеленый пояс в школе Оямы соответствует черному поясу любой другой школы и совершенно с этим согласен, так как знаю всю суровость наших тренировок. И в самом деле, практически всех, кто приходил к нам себя проверить (додзё-ябури), мог запросто уложить любой из наших зеленых поясов. Совершенно очевидно, что суровость занятий отражается на силе и характере тренирующегося.

Прошло ровно полгода со дня моего поступления в учени-чество. Пришла пора сдачи весенних экзаменов на пояса. Тогда в школе Оямы экзамены проводились два раза в год: весной и осенью. Я и подумать не мог, что на этих экзаменах мне придется сдавать на зеленый пояс — четвертый кю. Ведь обычно, для того чтобы сдать на четвертый кю, требовалось прозаниматься не менее года. Но вышло так, что я как бы уложился в половину срока. Думаю, что здесь не обошлось без Оямы, который, вероятно, хотел проверить, на что я способен. И настоящие мучения начались именно с этого момента.

Я понимал, что повязал себе зеленый пояс, который еще не заслужил. (В то время существовало лишь три степени градации — зеленый пояс, коричневый и черный.) И этот зеленый пояс лег на меня, немощного, слабосильного мальчишку тяжким бременем.

Рост тогда у меня был 160 сантиметров, а вес всего 55 килограммов. Я даже не мог поднять 45-килограммовой штанги.

Пока я был обычным белым поясом, мог, спрятавшись где-нибудь в углу зала, кое-как переждать время поединков. Но после того, как я повязал зеленый пояс, куда девалась снисходительность моих наставников — черных и коричневых поясов! Меня силой вытаскивали на середину зала и заставляли работать в паре. При этом мне "наступали на пятки" белые пояса.

Тогда в зале Оямы начали практиковать следующую форму ведения поединков: сперва черные пояса спаррин-говали с коричневыми и зелеными, затем коричневые с зелеными и белыми, а уж потом зеленые с белыми. Так как у меня был зеленый пояс, мне доставалось не только от черных и коричневых поясов, но еще и белые давили на меня снизу. Положение было очень тяжелым.

В большинстве своем белые пояса были старше меня, да и занимались дольше. Кроме того, практически все они были крупнее меня, да и к тренировкам относились значительно серьезнее. Они очень хорошо знали, что такое страх, и в спарринге, сломя голову бросались на противника, только бы самому не пострадать. Почти всегда, приходя в зал, я видел кровь.

Тренировки, которые с этого момента, казалось, должны были пойти легче, напротив, становились все мучительнее и труднее. Мне стало неприятно даже приходить в зал. И я продолжал ходить лишь потому, что хотел выполнить свое обещание. Ведь я поклялся ни разу не пропустить тренировку.

Когда я просыпался и вдруг вспоминал, что сегодня нужно идти в зал, у меня тут же падало настроение. Ворота школы мне казались воротами ада, и в каждом наставнике я видел черта, или дьявола. У меня нет слов, чтобы вьфазить чувство радости и облегчения, наступавшее после окончания тренировки. Конечно, сейчас я вспоминаю это с улыбкой, но тогда мне было не до смеха. Каждый раз после тренировки я думал: "Слава богу, сегодня обошлось".

Я постоянно искал способа избежать поединков. Как-то в один из дней перед тренировкой я все-таки решил пойти в ближайшую аптеку, купить там бинт и перемотать себе руку. По дороге к залу был парк. Там-то я и осуществил свой замысел, старательно перемотав себе руку, на которой не было и царапинки. Придя в зал, я изо всех сил пытался обратить внимание наставника на мою руку, мимикой и жестами стараясь показать, как мне больно. Но, к сожалению, номер не удался и бессердечный наставник все же заставил меня стать в спарринг. Со словами: "Если у тебя одна рука не работает, то надо работать другой", — он без снисхождения начал меня колотить. Чего я только не придумывал, чтобы избежать боев, и по иронии судьбы действительно получил травму.

Однажды, когда нужно было собираться на тренировку, я, как обычно, колебался идти мне на занятия или нет. Даже по дороге в зал, когда я сел в электричку, мое сердце вдруг сильно забилось, какое-то шестое чувство подсказывало, что сегодня лучше остаться дома, и я чуть было не вернулся с полпути. Но, выйдя на станции Икэ-букуро, я все же окончательно решил пойти в зал. При этом меня никак не покидало какое-то неприятное чувство.

И даже, когда тренировка началась, я никак не мог сосредоточиться. Начались поединки. Меня заставили выйти. Моим партнером был старший ученик с коричневым поясом. Я предполагал отделаться тремя минутами, и сам в бой не лез. Продолжая отходить, к несчастью, я оказался в углу. Дальше отступать было некуда, и только я собрался сказать: "Маиримасита" (сдаюсь), как в тот же миг получил такой удар ногой в бок, что у меня неожиданно вырвался стон, и я до конца тренировки пролежал на боку. Тогда мне кое-как удалось добраться до дома, но от боли я так всю ночь и не спал. На следующий день я пошел в больницу и показался врачу. Он поставил диагноз — перелом ребра.

Услышав это, в душе я очень обрадовался. Ведь теперь я смогу долго не принимать участия в поединках.

Хоть бок у меня и болел, но я все же продолжал ходить в зал. Я готов был терпеть любую боль, только бы не стоять в спарринге. И даже наставник, не обративший внимания на мою якобы раненую руку, оставил меня в покое, узнав, что у меня сломано ребро. Так, на некоторое время я был избавлен от поединков.