Дмитрий Федоров - Виктор Тихонов. Жизнь во имя хоккея

Когда подписывались документы, Путин спросил: «Виктор Васильевич, ну, теперь-то вы довольны?». Виктор ответил: «Я безмерно счастлив».

Виктор после церемонии выбора страны, принимающей чемпионат мира, встретил Владимира Владимировича на хоккее. И попросил у него аудиенцию.

Дело в том, что к Виктору очень хорошо относилась охрана Путина, другого бы близко не подпустили. А когда Владимир Владимирович увидел его, то сразу весело обратился к нему по имени-отчеству. Поэтому дорогу открыли, и они пообщались на арене во время игры. Виктор попросил его принять.

Путин согласился, и Виктор рассказал о бедственном положении, в котором оказался ЦСКА.

И тут всё завертелось-закрутилось. А завершилось подписанием бумаг с «Роснефтью». Виктор попросил Путина, чтобы он назначил Игоря Сечина Председателем наблюдательного совета. Владимир Владимирович возразил, что Игорь Иванович и так очень занят, а тут такой сложный, требующий внимания и контроля спортивный проект – ему будет сложно. Тогда Виктор предложил, чтобы Сечин выделил от себя доверенного менеджера, который будет присматривать.

Виктор хотел, чтобы ЦСКА породнился с «Роснефтью», потому что с этой организацией никто уже не будет бороться, никто не станет палки в колеса ставить. И Сечин в конце концов приехал в ледовый дворец. Туда же пригласили тогдашнего министра обороны Анатолия Сердюкова. Читатель помнит, конечно, что Тихонов не один раз просился на приём к нему, но всякий раз получал отказ. Тут ситуация изменилась, и этого министра туда не попросили, не пригласили, а вызвали. Пришлось ему приехать.

Прибыла комиссия, они осмотрели весь дворец. Виктор даже в подвалы их завёл. И на крышу с ними залез. И стало понятно, в каком бедственном состоянии арена – всё разваливается. Тогда и приняли решение: «Роснефть» взяла ЦСКА под свою опеку.

Когда подписывались документы, Путин спросил: «Виктор Васильевич, ну, теперь-то вы довольны?». Виктор ответил: «Я безмерно счастлив».

Он часто потом вспоминал этот диалог.

Раньше я, чтобы поднять Виктору настроение, говорила: «Вот надо же, как вы хорошо играли там-то и с тем-то, сколько народу пришло, какой ты молодец!». Помогало, знаете ли. А после прихода «Роснефти» в ЦСКА, чтобы похвалить его, я уже по-другому высказывалась: «Виктор, какую же ты проделал большую работу, какой же ты молодец».

Ему было приятно, когда я хвалила. Он, разумеется, прекрасно знал, насколько я разбираюсь в хоккее. В Риге я ходила на все игры, но всё равно я – дилетант. Можно считать, что я «продвинутая» болельщица, да ещё порой обладающая такой информацией, которой у других болельщиков быть не может (хотя они-то считают себя знатоками). А всё равно ему было приятно…

Возрождение ЦСКА для меня – тема и радостная, и в то же время очень тяжёлая. Тяжёлая из-за сына Васи…

Мы с Виктором поженились в декабре 1953 года, а в следующем году я уже была беременна. Но у меня случился такой страшный токсикоз, что я даже не могла в институт ходить. Ужасное состояние! И я решила сделать аборт.

Тогда аборты были запрещены, поэтому пришлось делать подпольно. Доктор был вроде бы хороший, опытный, но почему-то у меня началось общее заражение крови. Лечили меня всем, чем только можно. На ноги я поднялась, но в течение четырёх лет не могла думать о ребёнке. Когда меня осмотрели врачи, вынесли ужасный приговор: «У вас никогда не будет детей». Из-за аборта и заражения крови.

Но в 1957 году, несмотря на этот вердикт, я благополучно забеременела. И на следующий год родила Ваську. В мае месяце, да ещё и тринадцатого числа. Вопреки всем страхам, которые нагоняли врачи, сын получился богатырем – 4200 граммов веса и 53 сантиметра роста.

Занятная история, как я попала в родильный дом на Лесной улице… Это там, где кондитерская фабрика «Большевик». Наш-то дом рядом. И вот мы бежали с Виктором в роддом. Я пробегу немножко, присяду на барьерчик, отдышусь, потом опять бежим, скамейку на проспекте найдём, отдых – и снова бежим…

И вот я легла в роддоме, а родить не получается. Долго рожала. Принимали роды молодые парни – стажёры. А я за сутки, что рожала, так наголодалась, что первым делом сказала: «Дайте что-нибудь поесть». И мне принесли холодную манную кашу. Я её проглотила с невероятным удовольствием, не меньшим, пожалуй, чем удовольствие взять новорожденного на руки. А потом говорю: «Скажите Виктору: сын».

Тогда УЗИ не было, заранее не определяли пол ребёнка в животе у матери. И я, кстати, и тогда, и сейчас считаю, что лучше не знать, кто родится. Кто бы ни родился – всё хорошо, всё счастье!

Когда меня привезли через неделю домой, родители были в Москве. Так всё совпало, они как раз вернулись из Оренбурга. Дома, когда я вошла, оказалось столько цветов, сколько у меня никогда в жизни в квартире не стояло. Даже в тазах, в которых стирали, – цветы. Даже в туалете – всё заставлено цветами.

Тогда считалось, если сын у спортсмена родился, это замечательно. Виктор, конечно, на седьмом небе. Но через пару дней начались проблемы. Я почувствовала необычайную слабость. Всего сорок восемь килограммов весила после родов. И молока у меня было мало. Хотя я кормила Ваську до десяти месяцев. Восемь раз болела грудницей. С кровью, с высокой температурой!

Нашли женщину, которая нам сцеживала и продавала молоко. Но она оказалась выпивающей. И Васька не спал, кричал из-за этого. Когда он стал взрослым, я ему об этом рассказала и спросила: «Ну, что ты орал по ночам-то? Выпивка не по душе пришлась?». А днём он спал. И, конечно, получалось, что Виктор жил совершенно без отдыха.

Помощи никакой – родители живут отдельно. Мама Виктора Анна Ивановна до самой пенсии работала. Учёба моя полетела под откос. Все сокурсники сдали госэкзамены, а я – с ребёночком. Но постепенно всё выправилось. И тут новое испытание!

Виктор иногда брал Ваську на хоккей. А он ведь совсем маленький – три годика. И застудил его. У сына начались невероятные отиты – боли в ушах. И так, и сяк лечили – на море мы его возили. Но всё повторялось, как только он переохлаждался. И только после того, как нашли врача в кремлёвской поликлинике и показали Василия, наступило избавление – удалили аденоиды.

Три года мук – сделали операцию, и всё встало на свои места. Потом я с грехом пополам сдала экзамены, но уже в ВЮЗИ – заочном институте. Никакого распределения у меня, естественно, не было, сама стала искать работу – материально нам тогда приходилось тяжеловато. Родители ведь нам сначала помогали, а потом, когда Васька в сад пошёл, прекратили. Это правильно, завела семью – привыкай к самостоятельности.

А сын рос – упрямый, с большущими щеками. Здоровый парень! И очень любил строить. Я всем говорила: «У меня строитель растет». Тогда же игрушек практически не было, но ему деревянные кубики разных цветов заменяли и машинки, и солдатиков. Я в кухне готовлю и слышу, как в комнате Васька мелодии выпевает, что-то мурлыкает. Прихожу – у него слюни висят от восторга: построены такие красивые здания из кубиков. Всегда удивлялась, настолько Васька творческий человек.