Майкл Айлвин - Жизнь без границ. История чемпионки мира по триатлону в формате Ironman

Том вернулся в Англию на свадьбу своей кузины, я полетела в Боулдер лечиться. Я была счастлива оказаться наедине с собой: наслаждалась поддержкой интернет-друзей и местных боулдерских специалистов. Через пару недель я стала чувствовать себя лучше. Ко мне вернулась уверенность, как только я оставила мысли о Коне позади. Конечно, я могу устраивать истерики, но в состоянии и все быстро позабыть, начать двигаться дальше. Провалив окончание сезона, я должна была до конца года найти другую гонку. Вариантами были: Козумель (Мексика), Флорида или Аризона. Я выбрала Аризону. Я слышала хорошие отзывы об этом старте, и туда было удобнее добираться из Боулдера. Время гонки тоже было удачное – конец ноября, спустя шесть недель после Коны.

Еще лучше оказалось то, что и Том принял импульсивное решение выступить там тоже. До этого момента он участвовал на дистанции Half-Ironman и никогда не бегал марафон. Но волноваться по этому поводу не в характере Тома. Он всегда намеревался пройти дистанцию Ironman, просто не в 2010 году. Когда я решила соревноваться в Аризоне, он подумал, что это отличный повод и самому поучаствовать в соревнованиях.

Я думала, что буду больше нервничать, чем это оказалось на самом деле. У меня было что доказывать – я была в форме, не устраивала себе отдых, не была беременной. Некоторые опасения возникали, но с нервами все было в полном порядке. Присутствие Тома рядом очень помогало. В первый раз мы были вместе в течение недели гонки, но, даже несмотря на то, что это был его первый Ironman, он был весьма расслаблен, и его спокойствие передавалось мне.

Честно сказать, у меня была параноидальная боязнь снова заболеть. Ух-ох, мое горло начинает болеть! Мое горло начинает болеть? Начинает ли болеть мое горло? Нет, я думаю, с ним все-таки все хорошо. Гиперчувствительность – нормальное явление перед гонкой. Но мои ожидания от этой гонки определенно были выше обычных. И больше всего я была взволнована тем фактом, что снова выхожу на стартовую линию.

На этот раз никаких самоотводов. Я особенно тщательно перечитывала «Если» тем утром. Стихотворение помогло мне на этот раз больше, чем в недели после Коны. Строки о триумфе и провале еще никогда не казались мне столь актуальными. И строки о том, как мечтать, не становясь рабом своих фантазий. И строки о всех людях, которые перестали верить в тебя. Это стихотворение – о многом, но вместе с тем оно прямое и понятное: несмотря на все подъемы и падения, вы обязаны сохранять чувство собственного достоинства, уравновешенность и решительность.

Вода в озере была леденящей, но я проплыла хорошо. Велосипедный этап оказался непростым. Шел дождь, затем ударил град, ветер был свирепым и постоянно меняющимся. Из-за этого я не могла сбросить Лианду и Рэйчел с хвоста в течение первой половины этапа.

В этот момент меня обгоняет «ракета», которая выглядит знакомой. Плавание – дисциплина, в которой я превосхожу Тома, но наверстывание упущенного не занимает у него много времени. Уже через 20 км велосипедного этапа он пролетает мимо меня, выкрикивая подбадривающие «Да! Да! Да!». Я сразу поняла, что гонка для него складывается хорошо. Как только я перешла к бегу, сразу начала спрашивать людей, как у него идут дела. Даже простое понимание того, что он был на той же трассе, что и я, давало мне неожиданное чувство безопасности и возбуждало. Часть меня не хотела увидеть его своими глазами, так как это означало бы, что он начал сбрасывать темп; другая же часть думала, что я могла бы прибавить. Том же никогда не бежал марафон. Мы просто не знали, как он выступит. Когда же я его так и не догнала, я была в ликующем и умиротворенном состоянии. Как у него все прошло, я узнала ближе к концу гонки. Он пришел третьим и побил британский рекорд времени с результатом 8 часов 11 минут и 44 секунды. Он показал лучшее время на марафоне в тот день, пробежав за 2 часа 48 минут и 11 секунд. Его велосипедный результат был третьим. И все это в свой первый Ironman!

А моя гонка шла действительно неплохо. Частично вдохновленная успехом Тома, частично подталкиваемая удовольствием от того, что снова делаю любимое дело. Это не к тому, что все было просто. Условия были тяжелыми, и то, что у меня на протяжении всего года не было ни одного прокола, было моей удачей, которая, правда, кончилась примерно за милю от окончания велоэтапа. Переднее колесо сдулось. Я была недалеко от второй транзитной зоны и решила продолжить езду, стуча последние несколько минут ободом по асфальту.

После неплохого бега (2 часа 52 минут) я пришла к финишу за 8 часов 36 минут и 13 секунд. Я совсем забыла, что было два мировых рекорда в Ironman: один – официальный, или «брендованный», утвержденный WTC, и другой – неофициальный. В моей голове мировым рекордом было время, которое я показала несколько месяцев ранее на Challenge Roth, но, как только я пересекла финишную линию в Темпе, кто-то сказал, что я только что побила мировой рекорд Ironman, установленный Сандрой Воленхорст на Ironman Austria в 2008 году. Я обновила его более чем на одиннадцать минут.

Еще никогда я не испытывала такого облегчения, как после этой гонки. Тяжелый груз был снят. «Это была ее Кона» – именно так это представили в прессе. Но я не говорила таких слов. Это не была Кона, и Кона не была мной покорена. И не будет, до тех пор пока я ее не выиграю еще раз. Я же говорила, что именно так я бы хотела выступить в Коне. Если бы в конце пути я свалилась от усталости, сомнения могли бы распространиться по толпе, но, имея за спиной отличное выступление, в дополнение к этому побив еще и мировой рекорд, я подтвердила лишь одно – что окончательно вернулась в строй и полна сил.

Но самым ярким впечатлением дня было то, что, пересекая финишную линию, я была встречена вовсю улыбавшимся Томом. Мы обнялись, появилось ощущение чего-то законченного. Обнимания на финише Ironman не в новинку, но они обычно происходят или с теми, кого любишь, или с людьми, профессионально связанными с тобой как участником состязаний. Но я еще никогда не обнимала того, кто был и тем и другим одновременно. Это казалось особенным.

Спустя пару дней я получила письмо от Бретта. Он видел фото меня и Тома на финишной линии. «Это можно считать финальной нотой, закрытием особой части моей тренерской карьеры, – писал он. – Последний кусочек мозаики, которую я бы хотел видеть законченной начиная с самой первой нашей встречи, вставлен на место. Я получил невероятное удовлетворение от твоей гонки в эти выходные. Нет, не от самого выступления (это меня не интересовало), а от наблюдения за тобой, наполненной счастьем, в руках любимого человека, смотрящей вверх с таким наслаждением, которое может быть вызвано только моментом, до краев наполненным счастьем. Вот именно таким я и буду вспоминать 21 ноября 2010 года.