Игорь Рабинер - Наша футбольная Russia

Эти строки одного из кумиров стоило бы внимательно прочитать тем болельщикам ЦСКА, которые в 2003 году встречали шалимовский «Уралан» оскорбительными плакатами и речовками, в которых обвиняли главного тренера элистинцев ни много ни мало в смерти Садырина.

В эмоциональном Игнатьеве, правда, и тогда говорила обида за своего друга:

– Я этих болельщиков по-человечески понимаю. Федорыч не прожил того, что должен был. Ему, крепкому мужику, те люди помогли раньше срока уйти из жизни. Я бы не хотел, чтобы Шалимов и иже с ним когда-нибудь оказались в такой ситуации, когда жизнь не в радость.

Семин высказался значительно сдержаннее друга и коллеги:

– Перетерпел тогда Паша очень много, но связывать с теми событиями его раннюю смерть не буду. А на Шалимова не обижаюсь, и отношение к нему – нормальное, футбольное. Они же очень глупые были тогда, не со зла это делали. Разгул демократии, всем все дозволено… Им показалось, что они уехали на Запад, заработали какие-то небольшие деньги, и теперь могут мир перевернуть. Увы, не нашлось человека, способного их остановить. Осталась только в душе трещина, что загублено большое дело.

Хула поклонников ЦСКА, а также «Зенита» Шалимова не обижала. «Я сам не видел плакатов, мне потом сказали. Ничего страшного в этом не вижу. Они – болельщики команд, с которыми Садырин работал и стал чемпионом Союза. Раз помнят спустя столько лет – значит, это было действительно громкое событие. Но я никогда не говорил ничего плохого о человеческих качествах Павла Федоровича – поэтому чувства вины перед ним у меня нет. Как человека я его уважал тогда, уважаю и сейчас. Это был сугубо профессиональный конфликт. Избежать которого в тот момент было вряд ли возможно. Другой вопрос, что было сделано правильно, а что – нет. Сейчас, поработав тренером, я понял, что исправить проблемы нахрапом, за один день, невозможно. Нужно время, понимание и терпение».

Бывший главный оппонент «письма 14-ти» Колосков, если судить из его разговора со мной, воспринял антишалимовские выступления фанатов куда ближе к сердцу, чем сам их адресат:

– Считаю, что это недопустимо, в жесткой форме осуждаю такие проявления. Убежден, что ошибки должны людям прощаться. Тех, кто поднимал эти плакаты, я хотел бы спросить: в чем разница между вашим экстремизмом и экстремизмом игроков, в 93-м году написавших это письмо? Их порыв я объясняю тем, что было такое время. И очень хорошо, что сегодня они правильно оценивают свои тогдашние действия. Если бы мы поддались их давлению и поменяли тренера – представьте, какая в нашем футболе наступила бы анархия. Пример оказался бы заразительным…

Колосков встал на защиту Шалимова – можно ли было представить себе такое в 94-м? А можно ли было вообразить фразу Кирьякова в недавнем интервью моим коллегам Юрию Голышаку и Александру Кружкову в «СЭ»:

– Вот с Вячеславом Ивановичем можно было бы пообщаться! Мы учились с его сыном, начинали в одной команде. А сам Колосков – очень интересный собеседник. Какое-то время скверно к нему относился – думал, в его силах было решить конфликты, которые регулярно возникали. Но сейчас с удовольствием посидел бы с ним в ресторане. Если увижу – непременно приглашу.

Казалось бы, с каждым годом высказывания сторон конфликта становились все более взвешенными. Однако Колосков в книге «В игре и вне игры», вышедшей в 2008-м, вновь оказался чрезвычайно резок:

«Павел Федорович, воспитатель чемпионов страны, открыватель многих молодых талантов, обвинения в ретроградстве и непрофессионализме… не вынес. Ушел из сборной и вскоре ушел из жизни. Как знать, не спровоцировало ли вспышку болезни хамство и некомпетентность тех, кто говорил гадости в его адрес. Ведь уважающему себя человеку очень трудно привыкнуть к несправедливым обвинениям и оскорблениям».

Прокомментировать эту реплику бывшего руководителя нашего футбола можно одним только фактом. Между уходом Садырина из сборной и его кончиной прошло семь с половиной лет.

И многие игроки, остыв от обид, сами дали понять Садырину, что очень жалеют о случившемся. К примеру, весной 2005-го, спустя три с лишним года после смерти тренера, я спросил Юрана:

– У вас осталось чувство вины перед Садыриным?

– Я был на его похоронах. Прилетел в тот момент в Москву на зимние каникулы из Германии и узнал, что Садырина не стало… А чувство такое – да, есть. Какая нелепость получилась с этим «письмом 14-ти»! И сборную жалко – то поколение родилось для того, чтобы дойти до полуфинала чемпионата мира. И, конечно, ее тренера. Потом мы встречались с Садыриным в Турции и остались в добрых отношениях.

… «Отказников» становилось все меньше. И они все крепче держались друг за друга. Так вышло, что на одной чаше весов был чемпионат мира, а на другой – дружба. Выбрав одно, они теряли другое. Пенять им было не на кого. В такое положение они поставили себя сами.

Их уговаривали. Только от Шалимова, уяснив в Лиссабоне его непреклонную позицию, отступились. Тот еще в январе в интервью «СЭ» сказал: «Не хочу, чтобы болельщики видели меня в команде, которая ни на что не способна». И позиции своей не изменил.

Игнатьев:

– Помню, уже незадолго до отъезда на чемпионат ходили по лужниковской набережной с Колывановым. Он говорил: «Я поехал бы. Понимаю, что мы все сделали неправильно. Но сейчас уже не могу. Это мои друзья. Я с ними вырос, всю жизнь вместе играли, кое-что сделали в футболе. Я не могу их предать».

Эти слова Борис Петрович произнес в 2003 году, а осенью 94-го, когда мы с ним делали интервью для «СЭ», Игнатьев сказал:

– Я вел переговоры до последнего дня, до последнего сбора. И видел, как они хотят играть, как переживают. Но видел и то, что действует закон круговой поруки – или все, или никого. А на такую постановку вопроса не был согласен уже Садырин.

По разные стороны баррикад оказались даже одноклубники и ближайшие друзья. Например, Юран и Кульков, выступавшие до того за португальскую «Бенфику», а летом 2004-го вместе перешедшие в стан ее главных конкурентов – «Порту». «Письмо 14-ти» подписали оба, но Юран вернулся в сборную, Кульков же – нет.

К счастью, на их человеческих отношениях тот конфликт не отразился.

– История со сборной вас часом не рассорила? – спросил я Юрана.

– Ни в коем случае. У нас не такие отношения, чтобы подобные вещи могли на них повлиять. Каждый решал сам – и обид не было.

Борьба за «отказников» шла до последнего дня. Даже Колосков перед самым отъездом сборной в США в интервью «СЭ» сказал:

– Если вас интересует мое мнение, то отсутствие Кирьякова, Канчельскиса или Добровольского я считаю потерей. Для меня очевидно, что мастерство того же Канчельскиса и Корнеева несравнимо. Фамилии я взял произвольно.