Федор Раззаков - Легенды отечественного хоккея

Люди, которым небезразлична твоя судьба (а их очень много), писали письма в редакцию, спрашивали: что с Мальцевым, отчего год от года тускнеет его игра? «Слава» о твоих похождениях далеко разнеслась. «Помогите Мальцеву», — просили в своих письмах болельщики. Тебе пытались помочь. Но, в очередной раз извинившись перед тренерами и перед всей командой, ты назавтра втихую снова нарушал спортивный режим. Тебе верили. А ты, кажется, уверовал в свою безнаказанность…

«Мальцев — мой любимый хоккеист, — говорит А. И. Чернышев. — Я и теперь, когда уже не работаю с командой, не перестаю думать о его судьбе. Все жду, что Саша повзрослеет, опомнится… Захочет стать прежним — честным, благородным, лучшим по всем статьям». Видишь, капитан, в тебя и сейчас верят.

Твоя команда попала сегодня в незавидное положение. Восьмое место — разве к лицу оно знаменитому клубу? В «Динамо» пришел новый старший тренер, он молод, и представляю, как ему сейчас трудно. Стал ли ты опорой ему, капитан? Думаю, нет, не стал. Повел ли ты за собой команду? Нет. Будильник у тебя не сработал…

Помнишь, ты как-то говорил, что «Динамо» — это твой дом и что надо быть патриотом своего клуба. При любых обстоятельствах. Забыл? Вспомни…

Тогда в автобусе мы не успели довести наш разговор до конца. Тебе надо было на лед: тренировка. Ты надел коньки, взял в руки клюшку и растворился среди других парней в бело-голубой динамовской форме. Я на какое-то время потерял тебя из виду. Но быстро нашел. Разве спутаешь с кем-либо Мальцева, когда он на льду? Ты с легкостью обводил защитников, и шайбы после твоих бросков неизменно трепетали в сетке. Ты улыбался мне издали, словно хотел сказать: вот, мол, настоящий Мальцев, вот что он умеет делать, а все эти разговоры — чепуха. Однако, хорошенько подумав, решил я все же написать тебе это письмо. Не для того, чтобы Мальцева в очередной раз «пропесочили». Нет, не для этого. Чтобы оно побудило тебя задуматься об ответственности твоей перед самим собой, перед товарищами, перед своим клубом, перед хоккеем.

Не стоит, право, дожидаться очередного звонка. Ведь он, Александр, может оказаться последним. Понимаешь, последним».

По поводу этой статьи Мальцев расскажет следующее: «Юрзинов сделал это в отместку. Написал-то статью Снегирев — его друг. Вы не представляете, как мне было обидно. Мечтал при встрече этому Снегиреву положить газету в шапку — и поджечь! Чтоб думал, прежде чем публиковать ерунду…

Меня вызвал Андропов. Я сказал, что в статье ни единого процента правды. Его помощники тут же подготовили письмо от моего имени. Опубликовали…»

Но это будет чуть позже, а пока свое «лыко в строку» вплел тренер Анатолий Тарасов. 18 февраля 1975 года «Комсомольская правда» опубликовала его статью «Спроси себя сам…». В нем автор делился своими размышлениями о состоянии морально-нравственного климата в отечественном хоккее и часть письма уделил истории с Мальцевым. Приведу несколько отрывков из него:

«Я считаю, что публикация в «Комсомольской правде» своевременна, письмо написано в доброжелательном тоне. Хотя выступление газеты обращено к одному человеку — хоккеисту Александру Мальцеву, — оно должно отрезвляюще, как холодный душ, подействовать на всех тех, кому не хватает культуры, скромности и, наконец, терпения носить высокое звание спортсмена. Такие, увы, у нас есть…

Для меня, немолодого тренера, ты, Александр, когда-то был откровением, большой радостью, светлой надеждой. С тобой всегда было приятно трудиться, интересно вести разговор, ты здорово смотрелся в матчах, а на тренировках был способен на самоистязание…

Быстро пролетело время, и ты из способного стал одним из сильнейших хоккеистов. Пришла пора, Александр, платить долги: свой опыт, свои знания передавать молодежи, благодарить не словами, а делом динамовский коллектив, воспитавший тебя…

Но для этого надо изменить отношение к себе, к своей жизни, многое пересмотреть в ней. Надо навсегда отвернуться от тех, кто тянет тебя в ресторан. Ты долгие годы был в боевом расчете победного советского хоккея. Останься в строю и сегодня, и завтра».

Естественно, Мальцеву, если он хотел продолжать свою карьеру в хоккее и дальше, надлежало ответить своим оппонентам на страницах той же «Комсомолки». Что он и сделал 20 февраля. В своем письме он писал следующее:

«Уважаемые товарищи! Я бережно храню номера «Комсомольской правды» за прошлые годы, в которых обо мне, тогда еще начинающем хоккеисте, говорилось немало хороших слов. Ваша газета всегда была и остается для меня добрым советчиком и наставником. Как это ни печально, но в том, что на страницах «Комсомолки» повилось открытое письмо в мой адрес, виноват только я сам. Мне горько было читать эти строки, но тем не менее я хочу сказать спасибо своей комсомольской газете за прямоту и искренность.

Понимаю, что возвратить потерянное доверие будет трудно. Но о другом не думаю. Сейчас, когда наша команда переживает трудные времена, я понимаю, что должен стараться еще больше, относиться к себе гораздо строже. Хочу делом доказать, что вы и все читатели, приславшие в ответ на публикацию свои письма, не напрасно верите в меня…»

К сожалению, доказать то, что он по-настоящему осознал свою вину, Мальцеву сразу не удалось. В те самые февральские дни, когда «КП» напечатала его письмо, он в играх внутресоюзного чемпионата получил целых два десятиминутных штрафа за грубость и вынужден был пропустить одну игру. Короче, его нервы в те дни были не в самом лучшем состоянии.

Свое слово перед болельщиками Мальцев сдержал чуть позже. В начале апреля 1975 года в составе сборной СССР отправился на чемпионат мира и Европы в ФРГ и стал чемпионом. Он забил на турнире 8 голов и сделал 6 результативных передач.

В сезоне 1974/1975 московское «Динамо» заняло 6-е место, а Мальцев не вошел в десятку лучших бомбардиров чемпионата. Однако уже в следующем сезоне (1975/1976) и команда, и ее капитан сумели реабилитироваться в глазах болельщиков: «Динамо» взяло «бронзу», а Мальцев, набрав 47 очков (28 забитых шайб + 19 результативных передач), занял 3-е место в списке лучших бомбардиров первенства.

Заметим, что Мальцеву предложили играть в НХЛ, о чем он сам вспоминает следующим образом:

«Предлагали бежать еще и Якушеву с Третьяком. Никто, кроме нашей четверки, о переговорах не знал. Из гостиницы отвезли в какой-то офис, с каждым беседовали отдельно. Для побега все было готово. Контракт мне предложили невероятный — четыре с половиной миллиона долларов! Но соблазна остаться у меня не было никакого. И не жалею. Я ответил: «Если останусь — народ не поймет». И Харламов эту фразу повторил: «Нас, Саня, народ не понял бы».

А на родине самая большая сумма, которую я держал в руках, была три с половиной тысячи рублей. Деньги у меня не задерживались. Даже сберкнижки никогда не было… Нам фирмачи приплачивали за рекламу клюшек. Играешь Koho — приносят конвертик. Тайком. В нем тысяча финских марок за год. Если же едем на Кубок Канады — сумма повышается.