Саймон Купер - Футболономика. Почему Англия проигрывает, Германия и Бразилия выигрывают, а США, Япония, Австралия, Турция и даже Ирак выходят на первый план

Опрос, проведенный после того, как страна приняла у себя спортивный турнир, показал, что ее граждане более счастливы, чем раньше.

Каветсос и Шимански действовали так: сначала повторили проведенные ранее исследования уровня счастья с привлечением обычного набора показателей (таких, как уровень дохода, матримониальный статус и пр.), а затем выяснили, добавляется ли счастья гражданам страны, которая выступает хозяйкой крупного турнира.

Исследования проводились по восьми случаям, когда страны Западной Европы принимали у себя крупные футбольные соревнования: чемпионаты мира 1990 и 1998 гг. соответственно в Италии и Франции и европейские чемпионаты в Италии (1980), Франции (1984), Западной Германии (1988), Англии (1996) и Бельгии с Нидерландами (2000). В семи случаях из восьми наблюдалось значительное повышение уровня счастья среди граждан стран-хозяек. Исключение составила Великобритания, где после Евро-1996 уровень счастья граждан несколько снизился, но ведь мы знаем, что Великобритания и Англия — совсем не одно и то же.

Свидетельство убедительное, не правда ли? Тем не менее известно, что ощущение счастья формируется под влиянием множества разнообразных факторов, а потому мы решили проверить, можно ли вычленить и измерить влияние только одного из них — футбольного — в указанных странах, отделив его от остальных. Пришлось объединить несколько крупных баз данных, но при этом из нашего исследования выпала информация за ряд лет. Выяснилось, например, что не каждый год респондентов при опросах просили указать свой доход. В итоге для исследования у нас остались данные только по пяти странам-хозяйкам: Италии (ЧМ-1990), Франции (Евро-1984), Западной Германии (Евро-1988) и Бельгии с Нидерландами (совместно принимавшими Евро-2000). Признаем, что выборка невелика, но во всех пяти странах проведение турниров делало граждан более счастливыми, даже если внести поправку на прочие факторы, влияющие на формирование ощущения счастья. Опросы показали, что жители каждой страны-хозяйки ощущали себя более счастливыми в год, следующий за турниром, чем в год, ему предшествовавший. Аналогично, в год проведения чемпионатов осенние опросы (т.е. сразу после соревнований) выявили у граждан более высокий уровень счастья, чем весенние за тот же год.

Скачок был довольно значительный. Чтобы испытать аналогичный взлет счастья от повышения материального достатка, жителям богатых стран, например Нидерландов или Франции, потребовалось бы увеличить свой месячный доход на многие сотни долларов. Для сравнения заметим, что среднестатистический гражданин становится в два раза счастливее, когда в его стране проводится футбольный турнир, чем когда он получает высшее образование. Эффект от проведения чемпионата можно сравнить с эффектом от внезапного увеличения дохода, причем такого, который обеспечивает рывок с низших позиций в низкодоходной половине населения в высокодоходную половину, причем на средние позиции. Это не какой-нибудь выигрыш в лотерею, а что-то более существенное. Если рассчитать подобный эффект в масштабах страны в целом, то взлет счастья населения от проведения в стране футбольного турнира может быть равнозначен нескольким миллиардам долларов.

По странам-хозяйкам наибольший «прирост» счастья отмечается среди лиц старшего возраста. Предположительно по той причине, что большинство пожилых людей значительную часть времени проводят дома у телевизора и больше практически ничем не занимаются. Другая особенность состоит в том, что люди менее образованные чаще становятся счастливее, чем более образованные. Из всех исследованных нами подгрупп населения лишь одна (причем существенная) вообще не испытала счастья от проведения в стране футбольного турнира — это женщины.

«Прирост» счастья ощущается жителями страны-хозяйки как минимум два месяца, учитывая тот факт, что крупные турниры обычно проходят в середине лета, а опросы приходятся на осень. Что касается чемпионатов мира, то эффект дополнительного счастья довольно устойчив: каждая исследованная нами подгруппа все еще ощущала его на себе даже два, а то и четыре года спустя.

Европейские чемпионаты дают «прирост» счастья лишь на небольшой срок. Как мы обнаружили, тот факт, что год назад данная страна принимала у себя Евро, никак не влияет на то, насколько счастливыми ощущают себя ее граждане.

Но если жители страны-хозяйки чувствуют прилив счастья после проведения турнира, то перед ним их счастье несколько убывает. Обусловлено это традиционной лихорадкой накануне события. Успеют ли построить новые стадионы, не понаедут ли толпы английских болельщиков-хулиганов, не станет ли национальная сборная всеобщим посмешищем — эти тревоги и сомнения, судя по всему, рождают всеобщий стресс. В целом за шесть лет и за четыре года до главного турнира в изученных нами подгруппах населения стран-хозяек наблюдался некоторый спад в уровне счастья.

Итак, выясняется, что чемпионат по футболу не приносит богатства, но жители страны, в которой он проводится, определенно становятся счастливее. Возникает резонный вопрос. Допустим, часть стран стремится принять у себя футбольный турнир (также, как все американские города хотят стать хозяевами чемпионата какой-нибудь ведущей спортивной лиги), рассматривая это как один из способов осчастливить свой народ. Тогда почему бы им открыто это не признать? Зачем скрывать свое истинное намерение за ворохом экономических небылиц, выдавая их за строго научные аргументы?

Ответ на этот вопрос кроется в том, что у политиков ушло чертовски много времени на освоение языка счастья. До самых недавних пор европейские государственные деятели говорили преимущественно о деньгах. А то, что их не приносило, зато могло добавить людям немного счастья, повергалось осмеянию и презрительно называлось «фактором комфортности», как будто политика должна быть выше таких тривиальностей. Государственным деятелям представлялось, что главная забота правительства—сделать свой народ богаче. Тем более что уровень дохода всегда определить куда проще, чем уровень счастья. Поэтому-то, выступая за подачу заявки на проведение крупного турнира, политики привычно аргументировали свою позицию на языке денег. По сути, это был едва ли не единственный доступный им лексикон.

Постепенно приходило понимание, что в богатых странах дополнительные деньги не дают гражданам дополнительного счастья. Одним из первых увидел это Роберт Кеннеди, заметивший в марте 1968 г. (за три месяца до того, как был убит), что валовой внутренний продукт «измеряет все...за исключением того, что делает жизнь стоящей штукой».

Лишь за последние пару лет европейские политики стали меньше рассуждать о деньгах и больше — о счастье. Бросаются в глаза перемены в Британии: если Гордон Браун — политик устаревшего «денежного» покроя, то Дэвид Кэмерон — явно из новомодных радетелей за счастье. Недаром в речи 2006 г. он пробовал ввести в политический обиход аббревиатуру GWB, «general well-being» — «всеобщее благополучие», предлагая заменить им набившую оскомину аббревиатуру GDP, «gross domestic product» — валовой внутренний продукт. «Улучшение всеобщего благополучия нашего общества, — заявил Кэмерон, — на мой взгляд, является ключевым политическим вызовом нашего времени... Британская политика слишком часто высказывалась в таком духе, словно ее единственной и главной заботой является экономический рост». Взамен Кэмерон хотел, чтобы политика «признала ценность отношений с родными, друзьями и окружающим миром».