Андрей Старостин - Встречи на футбольной орбите

Баски пригласили нас вместе с ними спеть «Каховку». Пели по-русски – они очень хорошо и в отличие от нас помнили наизусть все слова светловского стихотворения.

Вернувшись из Мексики, я рассказал Михаилу Аркадьевичу о встрече там с басками и поблагодарил его за развитие международных футбольных связей. «Старик, испанцы должны были петь «Гренаду»!» – с довольной улыбкой возразил Светлов.

У Луиса Регейро сын выступает за профессиональную мексиканскую команду. До отца ему сто верст и все лесом. Но на советы капитана басков он заносчиво ответил: «Папа, ты же играл в четырехугольный мяч!»

Профессора Вишневского как будто внезапно укололи шприцем. Он так и вскинулся: «Да ты бы его спросил, он Селина видел на поле? Неповторимый игрок! Его весь народ любил, так и звали – Федор, Федька Рыжий. Как играл, летал в воздухе! Космический!.. Стихи писали, помнишь?» Я, соглашаясь с ним, напомнил известное в прошлом четверостишие:

Воспоминания о футбольном прошлом не имеют ни начала, ни конца. Приятное времяпрепровождение. В особенности за столом такой мастерицы кулинарных дел, как гостеприимная хозяйка Татьяна Сергеевна, кстати не пропускающая вместе с Борисом Александровичем ни одного значительного футбольного матча.

Разумеется, разговор шел не только о футболе. Борис Александрович, громкоголосый, молодой, элегантный в свои «под семьдесят», делился впечатлениями от посещения медицинского центра в Мехико. Рассказывал с юмором о том, как его посвящали в почетные члены Американского колледжа хирургов, одевая в длиннополую тогу и в специальный головной убор. Он был в ударе, потому что миновала критическая точка в борьбе за человеческую жизнь. Мальчишка толкнул дружка в костер, и тот получил ожог смертельной степени. Операция по пересадке кожи предотвратила летальный исход, больной пошел на выздоровление, и профессор был в отличном настроении после одержанной победы.

Александр Александрович до того, как вспомнить про Федора Селина, рассказывал об уникальных случаях из своей хирургической практики. Прославленный на весь мир хирург не скрывал своего чувства полной удовлетворенности: вступал в эксплуатацию новый огромный клинический корпус на Большой Серпуховской улице. Он шутливо приговаривал: «Все у меня будете, всем места хватит!»

Мне напророчил. Скоро я попал к нему на хирургический стол в этот новый корпус. Метод лечения радикулита «по Вишневскому» сработал безотказно. Новокаиновую блокаду делал сам Александр Александрович, а долечивался я в клинике под наблюдением Александра Александровича Вишневского, младшего его сына. Насколько я наблюдал в Институте имени А. А. Вишневского, проблемы отцов и детей не было.

Всего не упомнишь, о чем говорили. Кроме упомянутых, гостями были композитор Кирилл Владимирович Молчанов с женой Мариной Владимировной. За столом велась беседа людьми высшего профессионального уровня, признанными авторитетами, знатоками театра, музыки, медицины. Сознаюсь, моему самолюбию льстило, что все гости с таким интересом поддерживали футбольную тему. Даже дамы. Я же видел, что это не дань вежливости. И помнится, испытывал некоторую неловкость, защищая не очень уж убедительную позицию, завоеванную нашим футболом: только что на Мексиканском чемпионате мира проиграли Уругваю, заняв пятое место.

– Он же начальник команды, как ему не хвалить сегодняшний футбол, – подзадоривал меня Яншин.

Вскоре я мог высказывать свое мнение без оглядки на занимаемое положение.

В гостинице «Юность» проводилась очередная конференция Федерации футбола, членом президиума которой я состоял более десятка лет. Что-то витало в воздухе настораживающее. Возникали какие-то недомолвки на вопросы по предстоящей реорганизации в руководстве футболом. Технический секретарь, ведающий подготовкой документации, что-то уклончиво недоговаривал. Все ждали разъяснений, зная по кулуарным шушуканьям об изменении структуры управления футболом, а с ней и об изменении положения о федерации. Народу понаехало со всех концов страны. Как всегда в таких случаях, слухов было много.

Перед началом официальной части мне показали человека с периферии, высказав предположение, что он кандидат на руководящий пост. Но никто из моих коллег по президиуму, людей, проработавших в футболе по тридцать-сорок лет, ничего толком не знал. Даже Владимир Васильевич Мошкаркин и Валентин Александрович Гранаткин были в неведении. Вопрос еще не был готов.

Как принято, еще не сдавшему полномочия президиуму было поручено вести конференцию. Пришлось в числе других проследовать на сцену. За столом рядом со мной сидел невысокий с периферии. Самым малодушным поступком в вопросах личного достоинства считаю попытку, не подавая вида, заглянуть в список, принесенный из-за кулис, с фамилиями вновь рекомендуемых кандидатов. Я скосил глаза вправо, лист лежал невдалеке, но человек с периферии перевернул бумагу текстом вниз. Почудилось недоброе. Когда-то подобное ощущение нестерпимой неловкости я уже испытал. Взглянув из-за стола президиума в переполненный зрительный зал, вспомнил. Тридцать лет назад. Заполненные трибуны стадиона «Динамо», Яншин, Олеша, Бернес и я, пробирающийся к ним, в состоянии постыдной неловкости. История повторялась с той лишь разницей, что тогда меня, игрока, внезапно нокаутировал тренер, сейчас меня, общественного деятеля, нокаутирует невысокий человек с периферии. Первым движением души было уйти. Но жизнь научила сдерживать порывы. У каждого свой крест и своя Голгофа – пришла в голову чья-то философическая сентенция. Я остался сидеть за столом президиума, зная, что крестная минута еще впереди, когда будут читать пофамильно список рекомендуемого нового президиума.

И она пришла, и я, как тогда в раздевалке, после каждой фамилии ждал, что вот сейчас назовут меня.

Не назвали. И сконфуженно, не знаю почему: моя футбольная совесть была чиста, но именно сконфуженно, словно совершив недостойное, на многочисленные вопросы «почему?», я отвечал, потому что молодым надо дорогу уступать. На что резонно возражали – в новом президиуме постарше вас люди есть.

Я это знал. И отлично понимал, что на футбольном поле, как и на поле общественной деятельности, возрастные лимиты, устанавливаемые волевыми решениями, – мера необоснованная, надуманная – Стэнли Метьюз в пятьдесят лет играл, как юноша.

Просто я получил очередное ранение и испытывал естественную моральную боль, однако верил, что исцеление наступит: футбол как жизнь – на смену праздникам приходят будни, а потом опять вернутся красные дни.