Гаджи Гаджиев - Простая сложная игра глазами профессионала

Однако нет, 4–2–4 к началу 60-х еще не завоевали планету, и мы в своей далекой провинции играли так, как давно привыкли. А я, разумеется, не был провидцем.

Чемпионат мира 1958 года вообще дошел до меня в достаточно смутных образах, в частности, через журнал «Спортивные игры». Основные новости мы получали тогда через газеты и радио (сейчас этот режим назвали бы офлайном). Знали главное: кто с кем, когда и как. Знали, что сборная СССР проиграла в группе бразильцам со счетом 0:2, а наш защитник Борис Кузнецов горько плакал в раздевалке, потому что человек с загадочным именем Гарринча просто уничтожил его на фланге. Этот факт, помню, меня очень впечатлил.

А вот в 1960 году, когда наши выиграли Кубок Европы, я был уже ближе к первоисточникам: можно было слушать репортажи по радио. Прекрасно помню, например, как Николай Николаевич Озеров расцветил эмоциями победный гол Виктора Понедельника в ворота сборной Югославии в финальном матче. Кстати, сборная СССР тоже ведь играла тогда в расстановке 3–2–5, несмотря на то, что после революционного чемпионата мира прошло целых два года. Состав команды отпечатался в памяти как фотография: Яшин, Чохели, Масленкин, Крутиков, Войнов, Нетто, Метревели, Иванов, Понедельник, Бубукин, Месхи…

Взрослых я стал тренировать года с 1967-го или с 1968-го, уже будучи студентом-заочником Ленинградского института физкультуры имени Лесгафта. Решил поступать туда, потому что ленинградская кафедра футбола в то время представлялась самой сильной в Советском Союзе. Там работали такие знаменитости, как Николай Люкшинов и Юрий Морозов. На очное отделение, кстати, не прошел по той же причине, по которой не задалась карьера футболиста, – зрение. Причем тут зрение, не понимаю и по сей день. Физические нагрузки? Но и до, и после, уже в профессиональном футболе, нагрузки были много выше, чем в институте. А что поделать? Уехал домой и взамен очной учебы приобрел ценный опыт работы с детьми и взрослыми любителями.

Это было в 1965-м, а годом раньше с первой попытки я вообще никуда поступить не смог, потому что документы пропали. Поехал в Ленинград полный энтузиазма и самых радужных надежд, а тут на тебе – все мои бумажки в один прекрасный момент исчезли. Украли их, скорее всего, и это была самая настоящая трагедия. А пока в Дагестане делали дубликаты, время ушло, сроки приема документов истекли.

Возвращаться домой с таким камнем на душе было очень стыдно. Невозможно. Поехал покорять мир, называется, и посеял бумаги, джигит…

Именно чувство стыда заставило остаться в Ленинграде. Целый год проработал на деревообрабатывающем заводе поддонщиком. Ставишь на основу четыре рейки, заполняешь пространство между ними досками, станком скрепляешь – получается поддон под паркетную доску.

Работал, играл за различные любительские команды. Кто приглашал – за того и бегал. Сил было через край, хоть пять игр в неделю – все в радость.

Жил с работягами в общаге недалеко от Московских ворот. Жизнь у них была простая: получил зарплату – и вперед! Купили картошку, хлеб, на остальное – водку. Потом ходили и занимали у всех, кто не «гудел» или «гудел», но не под завязку, по три рубля. Но что интересно – если ты занял и не отдал, то на тебе клеймо.

Работы и суровой спартанской жизни не боялся. Колотил эти самые поддоны без проблем. План был – 250 штук за смену. Какие вопросы, если ты в форме? Через некоторое время был готов делать и 400, но бригадир тормознул: «Тише, тише! Расценки понизят, и придется за те же 120–140 рублей делать 400 вместо 250».

А после смены начинался футбол – в чемпионате города, между собой, да как угодно. Из матчей особо запомнился один, когда все поле – сплошная лужа, играть, казалось бы, невозможно. Но та игра лучше всего и получилась. А всех стадионов и не вспомню. Их было много, как и команд.

Как работяги «гудели», тоже не забыть. Зато были это нормальные ребята, отвечавшие за свои слова, не то, что сейчас. Не секрет, что с началом перестройки у части людей стали пробуждаться крысиные свойства, проявление которых при соцстрое было, скажем так, ограниченно. Хорошая для меня школа вышла, она в чем-то помогла сформировать характер. Тренер не может быть без характера, равно как и игрок или команда. И в этом плане год в Ленинграде получился полезным.

Я ощущал себя полноправным членом рабочего коллектива, вот только его застолья проходили без меня. Ни разу в них не участвовал. Еще в юности сформировалось понимание, что я должен в этой жизни делать и сделать, а на что не имею права. Сформировалось и отношение к алкоголю.

Лет до 30 вкуса спиртного я не знал совершенно. Что бы ни говорили мне в разных компаниях и при разных обстоятельствах, как бы ни уламывали, в чем бы ни обвиняли, был абсолютно категоричен в отказах.

Дружба, по моему убеждению, не определяется глубиной стакана. Степень верности слову или уровень гостеприимства не измеряются количеством выпитого. Да, на Кавказе трудно от этого уйти, у нас такого рода традиции нередко нарушают границы добра и зла. Но это правда: никто и никогда не мог заставить меня поднять рюмку против воли, хотя можно ведь и кровную обиду нанести таким отказом.

Всегда в таких случаях говорил: «Давай, брат, ради нашей дружбы я что-то другое сделаю? Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал?».

Даже в ту рабочую пору я не мог хотя бы на малое время отвлечься от футбола. Уже тогда меня неотвратимо влекла философия игры, а в голове роились многочисленные вопросы, на которые я непременно жаждал ответов. Например…

Эволюция взглядов – не только естественный, но и совершенно необходимый процесс, хотя существуют явления и понятия абсолютно незыблемые (их можно назвать законами, основой человеческой ментальности). Эти постулаты неизменны, они работали вчера, работают сегодня и будут работать завтра: родина, семья, родители, честь и совесть…

То же самое и в игре, которая во многих своих проявлениях есть прямая проекция жизни. Игра в футбол существует и развивается на основе целого ряда законов и закономерностей, игнорировать которые у тренера нет никакой возможности. Футбол, который мы сегодня видим в исполнении лучших команд, сформировался не стихийно и не столько в силу творческой фантазии тренеров, помогающей конструировать различные игровые модели, схемы, сколько потому, что мы лучше стали понимать, что такое игра, каковы ее требования, в том числе и к подготовке.

Какой бы вариант или метод ведения игры в атаке, обороне в конечном итоге не был принят командой, она обязана соблюдать требования игры, согласно которым, собственно, и выстраивается игровая модель. Условно говоря, специально формулировать ответ на вопрос «Что следует делать команде, когда соперник владеет мячом?» не нужно. Ответ готов по определению, он заложен в саму структуру игры, он многократно выверен теорией и подтвержден практикой: надо контролировать зоны и закрывать игроков, надо ограничивать соперника в пространстве и во времени. Это один из тех постулатов, на основе которых строится тактика и стратегия данного конкретного игрового отрезка или целого матча. А каким образом это делается, вопрос вторичный и зависит от избранного командой метода ведения игры.