Игорь Оруженосцев - Ещё не вечер…

Было начало весны, и со светлыми солнечными днями приходила надежда и уверенность. Гулять давали час, и Тад старался использовать каждую минуту тренировки на воздухе, за 40 минут набегая в тюремном дворике от двух до четырех километров, в зависимости от погоды и самочувствия. 20 минут тратил на вольный бой с тенью и на ката. Охрана всегда глазела на него и, хоть нельзя было, но спрашивала про те или иные методы тренировок. Иной раз Тад возился с арестантами, но тех быстро утомляла роль мышки. В камере Тад в основном качался всеми подсобными предметами и отрабатывал отдельные мощные связки, представляя, что нападают сразу несколько человек в непредвиденных ситуациях. Несколько раз Тип предлагал охране: «Давайте, ребята, подеремся, если боитесь один на один, то двое, давайте, трое, пятеро и с палками, побейте меня, старого. Только без дураков, и не жаловаться начальству, а то вон какие животы разъели, сами себе крутыми кажетесь».

Охрана и все эти «секьюрити» жались, переминаясь с ноги на ногу, но никто, ни разу не дернулся. Как-то тренирующегося Тада увидел зам. начальника тюрьмы и спросил: «Зачем так сильно тренируетесь?». Тад, пошутил в ответ: «Готовлюсь к побегу, ведь мой дом отсюда всего в трех километрах». Создалась неприятная пауза, после которой его всячески старались ограничивать в движениях, но Тад строго выполнял каноны Школы, быть готовым везде и всегда. После прогулки в камере забирался на окно и сквозь щели «намордника» видел дома на реке Яузе, мгновенно захлестывала волна воспоминаний о доме, о жене, о любимых дочках. «Как им там без меня тяжело! Они, мои родные, не сообщают о неприятностях, берегут меня, как могут…» В дикой ярости Тад соскакивал на пол, сердце плакало невыносимыми слезами, но лицо было бесстрастным. Молча, падал он на шконку, зарывшись лицом в подушку, и лежал час-другой, успокаиваясь и выдавливая из души родные воспоминания, чтобы окончательно не сойти с ума. В такие минуты принимаются самые конкретные решения, от выполнения которых человек не откажется никогда.

Все арестанты знают, что такое гонки (переживания) и не лезут с расспросами и советами, давая человеку «перегореть» и успокоиться. Многие арестанты, сидевшие в других разных хатах, были сломлены и морально и физически. Это после допросов и очных ставок, где их избивали, а порой и калечили, поэтому Тад восстанавливал их массажем, вправлял позвонки и суставы. От него исходила какая-то особая биоэнергия, которая очень быстро успокаивала. Владея приемами Чжень-цзю терапии, снимал зубную боль, сердечные приступы, ангину, насморк, желудочные боли. Арестанты это видели, чувствовали и тянулись к нему. Конфликтов между ним и бродягами не возникало, только как-то раз «подельщик» вора в законе Багдасаряна, Дима Бакинский «наехал» на русский народ, и вот тут-то Тад взорвался: «Вы, мурлы поганые, только и живете за спиной русского народа и пользуетесь его долготерпением и еще что-то вякаете, ведь ежели что, вас сметут как пыль, и не думай, рожа неумытая, что тебя не достанут». Как это обычно и бывает в этих «заведениях», о споре и криках узнала администрация, и Дима как-то быстро исчез из хаты. Больше они не встречались. Вообще с лицами кавказской национальности у Тада и его компании спортсменов бывали проблемы с молодости. Наглые и жестокие они много горя приносили и в Москве, и в других районах России, издеваясь и пользуясь долготерпением русского населения, выдавая это качество за слабость русских. Но компания и, естественно Тадеуш, приучились давать им самый жесткий отпор. Эта «любовь» к кавказцам сохранилась у друзей Тада на всю жизнь.

Тюрьма месяца как три распростилась с гкчпистами, и режим был строг, охрана ни в какие контакты не вступала и тасовала арестантов как колоду карт. Пришлось Таду посидеть и с Георгием Юзбашевым из пушкинской группировки и с Сергеем Маратовичем Мансуровым, «погоняло Мансур» (кличка), которого, немного спустя, у него на квартире застрелили омоновцы. Сын интеллигентных родителей, но вот такая трагическая судьба.

Защищать Тада приезжал с Казани Лен Васильевич Молчанов, как и Тад, тоже коренной москвич, и старый адвокат, и уже этим многое было сказано; они очень хорошо понимали друг друга, и Тад внимательно прислушивался к мнению оценкам Льва, хотя по возрасту, они были почти ровесники. Также с Казани против Тада вел дело его важняк Мельников Он вызывал Тада на допрос и, зная, что Тад уже отказался от дачи показаний, задавал для проформы редкие вопросы, мало чего значащие для следствия поскольку дела в прямом понимании этого слова не было, Мельников и его начальник полковник Шеин Виктор Степанович, раздували его, как могли, и уже здесь в «Матросской тишине» добавили Таду еще одну тяжелую статью 171 УК РФ – должностные преступления, за то, что Тад запретил выдавать «Трудовую книжку» Белякову, который не вернул в бухгалтерию Федерации четыре дорогих диктофона и 10 тысяч рублей из «черной» кассы. Лев Васильевич улыбнулся и произнес: «Суки и мрази. Они вместе с Шеиным, на суде статья отлетит как парша с выздоравливающей собаки».

Так оно впоследствии и случилось, но желание загрузить Тада по-крупному у следаков из Главной военной прокуратуры было огромное. Когда пришлось закрывать дело, 12 пухлых томов от 250 до 300 страниц в каждом и сплошь все «фуфель», организовала бригада следаков, возглавляемая вышеозначенным Шеиным. Провокаторство и подлость этих людей не знали границ, а ведь у них тоже есть жены и дети, и этим сукам тоже хотелось, наверное, завоевать место под солнцем. Страшно и гнусно быть, если не палачом, то хотя бы его пособником, жаль также, что таких людей, как Мельников и Шеин, не сажают в общие хаты в тюрьме и в обычные зоны, они бы очень быстро поняли, как быть ментами по жизни, живыми они бы из зоны не ушли. А ведь бывает все-таки, что и их сажают, и часто, но… в сучьи красные зоны, где они лишний кусок вымаливают себе тем же, что стучат и предают себе подобных.

В августе 199З года Мельников объявил, что дело он закончил и даст его подписать Таду и адвокату и, что после прочтения и подписания Тадеушем, он уже будет числиться за судом. В один из дней в «Матросскую тишину» приехал Лен Васильевич Молчанов и вместе с Типом они стали знакомиться с делом и статьями, которые Типу вменялись. Их было четыре 126 УК, 71 УК, 148 УК и 218 УК. Главная военная прокуратура была полностью уверена, что свое дело она выполнила прекрасно и следаки в тиши кабинетов, хихикая, потирали руки, пусть Касьянов попробует отмыться, уж хоть какая статья, а прилипнет, а то ишь, гордый какой, мол, не виноват ни в чем, но посмотрим, кто сильнее.

А сильнее оказалась истина… и честные люди!!!

В последние годы возле Тадеуша собралось столько ненужных людей, столько мусора, что Тад не знал, как от них избавиться Арест Тада подействовал на многих как шоковая терапия, многие людишки отлетели сразу же, другие отошли в тень и ждали, что будет и кто победит, чтобы в нужный момент выскочить и кричать: А вот они, мы, как мы помогали, кстати, таких было особенно много. И только немногие, верные старые сэмпаи Школы остались с Тадом и как МОГЛИ помогали и словом и дедом – Володя Кругов и Валера Сухов, не считаясь со временем и деньгами приезжали к жене Тада Елене Арсеньевне наметив план действий, стараясь никогда не говорить: «Не получилось, не застал, не могу». Школа дала им многое, и вот теперь они умело возвращали то, чему учились долгие годы. Старались помочь и бойцы из более низших эшелонов Школы, и совершенно посторонние люди, которым импонировала фигура Касьянова, звонили и спрашивали куда перевести деньги. Это до глубины души трогало жену Тада и дочерей. Ведь многие отшатнулись от этой семьи, смотрели на этих женщин, как на прокаженных.