Игорь Оруженосцев - Ещё не вечер…

Первые дни, при походах к врачу и на прогулку, его опекало по пять-восемь человек с собаками и перекладыванием оружия из кармана в карман, так, чтобы Тад это видел. Ну, как это не раз бывало, хата тут же начала заниматься каратэ, а это очень не нравилось администрации, и Тада вновь кидают в карцер, а буквально через день ему подселяют воркутинского корреспондента Володю Брагина, которого довели по сути дела до положения бомжа. Худой, изголодавшийся, без курева и без одежды, этот человек сильно страдал, вот с ним Тад и провел где-то полтора-два месяца до суда, слышал и наблюдал, как охрана избивает и материт арестантов в соседних камерах.

Первый раз за долгие годы Тад, простудившись, сильно заболел. Он кашлял так, что, казалось, внутренности выскочат, но, ни лекарств, ни врача администрация так и не предоставила. Зам. начальника тюрьмы Ляпустин входил в хату и сразу же к батарее: «Ой, чтой-то она холодная?» – спрашивал он. Да, господин начальничек, вам-то лучше знать, ведь в коридоре-то батарея горячая. «Только этим скотам не показаться слабым», – думал Тад. И в таком состоянии вставал и тренировался дальше. Кстати, Лен Васильевич несколько раз предупреждал Тада не прибегать к помощи врача, а то точно могут отравить перед судом, видя, что у них ничего не получается. И Тад терпел, как мог. За неделю до суда Тада перевели в общую камеру, как бы давая отдохнуть и отогреться.

По сути дела, пытки голодом, холодом, избиением существуют в настоящее время на всей территории России от Питера до Южно-Сахалинска колоссальная смертность, особенно в тюрьмах подследственные тянут ту же лямку, что и осужденные, годами дожидаясь суда. За эти кошмарные преступления никто и никогда из администрации не ответил. Общество не слушает, а правительство делает вид, что ничего не знает о беспорядках в системе Гулага. Это ни к чему хорошему не приведет, так как человек, побывавший там, особенно незаслуженно, становится лютым врагом этой системы, Правительства и отчасти общества, которое его не защитило от геноцида и беспредела, страшно все это констатировать в конце «цивилизованного» двадцатого века.

Дня за два до суда приехал адвокат Лев Васильевич и предупредил, как вести себя на суде. То же самое сделала жена Льва Васильевича Светлана Ивановна, адвокат Рамиля. На секунду в коридоре встретились с Рамилькой, страшно обрадовались друг другу, обнялись, осмотрели себя и отметили, что седины у обоих прибавилось, но дух не сломлен и оба готовы к предстоящему испытанию. И вот, наконец, этот день 14 декабря 1993 г. В комнату, где шмонают (обыскивают) вызвали сначала Тада, облапали, словно «голубые» и, естественно, ничего противозаконного не нашли. Сюда же ввели Рамиля, и он сделал традиционный легкий полупоклон Таду, как старшему и сенсэю, но видимо старшими себя считали здесь менты, и какой-то майор с необъятным животом подскочил с кулаками и заорал так на Рамиля, как будто ему что-то отрезали ниже ремня. Рамиль посмотрел на него, как Ленин на буржуазию, и раззявленное хайло мгновенно захлопнулось. Ведь могут же когда нужно помолчать. Их сковали одними наручниками, затем эта же процедура была повторена с Нестеровым и Хисматулиным (спортсменами из Казани, проходившими по «делу»), и всех вместе погрузили в «автозак».

Ехать было недолго, и Рамилька обменивался событиями, ведь так много хотелось сказать обоим, так много произошло за последние полгода и в то же время так мало. «Автозак» подогнали к самым дверям суда, и от дверей входа на второй этаж тянулась шпалера ментов и ОМОНовцев, около семидесяти человек с автоматами на изготовку. На подступах к городу ГАИшники останавливали все машины с номерами других городов. Город лихорадило, начался процесс над какими-то не местными бандитами-спортсменами. Обывателю было страшно, непонятно и интересно. Ведь буквально за неделю до суда статья москвички Татьяны Корупаевой, корреспондента из «Российской газеты» по письму одного из подсудимых, Касьянова, о порядках в тюрьме и о ее «директорах» Мышагине и Ляпустине, наделала много шума в городе. Весь тираж, пришедший на тюрьму, был в одночасье уничтожен, но знакомая охрана уж одну-то газетку Таду прислала.

Потихоньку поднимаясь в зал суда, Тад вглядывался в лица ментов «Боятся ребята, вдруг что не так, ведь эти парни в наручник все такие рослые, умеют и без оружия расправиться с конкурентами так мало ли что, лучше держать пальчик на спусковом крючке, а по харям видно работать ни в хозяйстве, ни на заводах не хотят, ведь в сырую погоду поднеси мокрое полено к такой морде – вспыхнет, вот здесь, в судах, понтится, да зеков избивать, это да, это они умеют, – черт, какая чушь лезет в голову», – удивлялся Тад. В зале суда стояла клетка, туда, сняв наручники со всех, и поместили Тада, Рамиля и Хисматулина «Вот ведь твари, – ругался про себя Тад, – все самое плохое берут на сучьем западе, как зверей сажают в клетку, а говорят с тобой только, когда ты в наручниках, вот, суки, моду взяли». Присели на лавки, огляделись, в зале много народу, все ученики сидят, одни прикрывают лицо руками, другие открыто приветствуют, улыбаются и тычут пальцами в первую скамью, где сидел с женой и братом, якобы «потерпевши» Беляков, жестами показывая, что бы они с ними сделали. Совсем рядом от Тада присела его жена и старшая дочь – Тад переглядывался с ними и шептал ласковые слова поддержки, что их любит, и что бы не было – страшно рад их видеть. Также рядом сидела Таня Корупаева, ее послали освещать процесс, и взглядами подбадривала Тада. Подошел адвокат Лев Васильевич и предупредил, что председатель суда Никитенко – мужик нормальный, никаких жалоб писать не будем. На том и порешили. Тад успокоился, и все вместе стали ждать начала суда.

После выполнения всех юридических формальностей судья, полковник Никитенко, приступил к опросу «потерпевшего» Белякова, и Тад понял, что Белякову здесь ловить нечего. Вопросы судьи были остро поставлены, чувствовалось, что задает их профессионал, хорошо подготовившийся к процессу, Беляков пытался изворачиваться, вызывать жалость к себе, но по лицам собравшихся Тад видел, что вызывает, не знаю как у судьи, но у зала точно отвращение. К концу заседания первого дня Тад увидел, что Беляков сломался, да, в общем-то, он уже до суда был сломлен, приехал в бронезащитном жилете и сидел в нем на заседании суда, а когда первое разбирательство закончилось, прямо из горла вылакал бутылку водки. Раньше, работая на ликероводочном заводе, пил смертным боем, став работать и тренироваться в Школе, пить бросил, но перед судом вновь запил горькую.

Закончился первый день суда и перед тем, как увезти Тада в тюрьму, было несколько минут, когда ученики, облепив охрану, совали Таду и ребятам шоколад, продукты, пожимали руки, подбадривали. Все чувствовали, что Фортуна поворачивается в сторону истины. Беляков пытался в кулуарах заговаривать с ребятами, но чемпион Союза Сергей Соловьев цыкнул на них, а Белякову сказал: «Ты, мразь близко к нам не подходи, получишь в пятак». Беляков совсем загрустил.