Юрий Папоров - Тропами подводными

— После обеда в этих водах лучше не плавать, — пояснил я. — Во-первых, плавать на полный желудок вообще вредно. Тем более, если ты собираешься нырять. Во-вторых, в это время со дна поднимается планктон и видимость резко понижается. В-третьих, приближается предвечернее время питания хищных рыб. Того и гляди, в первую же охоту слопают тебя самого.

По дороге домой Виктор не проронил ни слова. Я не мешал ему «переваривать» виденное. В этот же вечер он позвонил мне и попросил помочь ему приобрести комплект подводного снаряжения и ружье.

Примерно аналогичный случай произошел на моих глазах с ярым, прославленным «дорожечником». Все знали, что он был самым удачливым рыболовом советской колонии и каждое воскресенье выходил в море на моторке кубинского рыбака, проживавшего в Гаване на берегу устья реки Альмендарес.

Рыболов Виталий К. приносил домой паломет, хемулонов, луцианов. Случалось ему ловить корифен и даже барракуд. Но частенько он возвращался и пустым.

Когда до него дошел слух о моих рассказах, он усомнился и бросил такую фразу:

— Мы, рыболовы, любим приврать, а уж охотники, тем более подводные, те настоящие фантазеры.

Мне об этом рассказали, и я решил раскрыть перед ним мир, который дает пищу нашей фантазии. Однако «дорожечник» никак не соглашался выехать со мной на охоту, и тогда я вышел с ним в море.

Но, как часто случается на рыбалке и на охоте, когда хочешь блеснуть умением перед кем-то, обязательно не везет. С рассвета и до двенадцати дня мы изжарились на солнце, но в море, казалось, не было рыбы.

Мой новый знакомый помрачнел, даже перестал разговаривать. Тогда я попросил лодочника подойти поближе к берегу — мы были напротив пляжа Баракоа, неподалеку от Гаваны. Там я знал весьма приличные для охоты места. Ружья с собой не было, но маска, трубка и ласты лежали в моей спортивной сумке.

Под воду я ушел с коротеньким багорчиком в руках. Это ощутимо сужало рамки моих возможностей, ибо добычей в тот день могла стать только рыба, спрятавшаяся в неглубоких расщелинах или стоящая в узких норах. У меня был свой расчет, поэтому я тут же принялся кричать, шлепать по воде руками и ластами, дабы устроить побольше шума. Испуганная рыба вернее держится в укрытии.

Примерно через три четверти часа в лодке было уже килограммов пять рыбы.

Виталий молчал. Ему явно хотелось посмотреть через маску, откуда, с какого прилавка я достаю рыбу и с кем за нее расплачиваюсь. Однако на сей раз он проявил профессиональный характер рыболова и взял с меня слово в следующее воскресенье вновь выйти с ним в море.

Но картина почти повторилась. Как он ни колдовал над блеснами, поплевывая на них и меняя каждую минуту, за три часа лишь одна небольшая пятнистая макрель оказалась на крючке.

— Чего не клюет? — спросил Виталий лодочника, старого, опытного рыбака, с которым столько раз делил удачи.

Тот пожал плечами, посмотрел на меня и ответил, опустив глаза:

— Кто знает?

Я-то хорошо знал, о чем думал в ту минуту кубинский рыбак. Всю жизнь свою он отдал морю, хотя и не умел плавать, и всю жизнь успех его улова «зависел» от примет и суеверных признаков.

Старик, безусловно, думал, что причина их неудачи в тот день состояла в том, что я, подводный охотник, вышел в море с ними вместе в одной лодке, да еще с двумя комплектами снаряжения.

Тогда я спросил рыболова:

— Ты знаешь, почему мясо дикого кабана вкуснее домашней свинины?

— Нет, — ответил он.

— Потому, что дикая свинья ест то, что ей захочется, а домашняя то, что ей дают.

— Не понимаю, что ты этим хочешь сказать?

— Да то, что, работая с блеснами на дорожку, ты ждешь, когда клюнет рыба, неизвестно какая, и ничего больше сделать не можешь, а я активно сам выбираю ту, которая мне приглянулась, и атакую ее, когда мне это удобно.

— Понятно! Спасибо за сравнение.

— Так ты пойдешь в воду? — спросил я Виталия, надевая пояс с грузом.

— Черт с тобой, — ругнулся Виталий. — Только давай поближе к берегу.

— Я буду рядом. Здесь море поинтереснее.

Между тем, пока он натягивал ласты и подгонял маску, я попросил лодочника подойти к месту, где во время войны выбросило на коралловые рифы торговое судно, торпедированное немецкой подводной лодкой. Останки корпуса давно ушли под воду, но глядеть через маску на них, обросших всякой живностью, было занимательно.

Вдали, на пляже Бакуранао, который желтой лентой обрамлял слегка возвышенный зеленый берег, двигались люди.

Видно было, что рыболов не принадлежал к робкому десятку. Он, не выслушав меня до конца, первым прыгнул с лодки и… вниз головой. Конечно же, маску сорвало с лица, хорошо, что не разбилось стекло. Вторично он последовал моему примеру и тут же замер от того, что увидел.

Мы с Виталием сошли в воду до рифа, чтобы дать возможность ему привыкнуть дышать через трубку. С этим он справился довольно легко. Но все остальное делал неверно. Усиленно загребал руками, голову опускал в воду слишком низко, сгибал ноги в коленях, бил по воде ластами.

Остановив его, я посоветовал:

— Прижми руки к телу и постарайся забыть о них. Не торопись. Не опускай так низко голову. Ноги держи чуточку под водой. Работай ими плавно, не сгибая в коленях, двигай только ластами. Тело и ноги по возможности постарайся совершенно расслабить.

Виталий, молодой специалист-геолог, был физически хорошо подготовлен. Знал свои силы и поэтому, как только мы подплыли к месту, где на дне покоились останки затонувшего судна, он проворно нырнул. До дна было метров девять-десять.

Опустившись на глубину не более четырех метров, он почувствовал боль в ушах и пошел наверх. Свое погружение я начал медленно. Натренированные барабанные перепонки легко восстанавливали равновесие внутреннего и внешнего давления в ушах, достаточно мне было проглотить слюну, сымитировать зевок или просто подвигать челюстями.

Достигнув дна, я лег на спину и поманил к себе знаменитого рыболова. Он тут же нырнул, но, как и в первый раз, не смог преодолеть четырехметровый рубеж.

Я поспешил к Виталию. Будучи человеком настойчивым, он нырнул бы в третий раз, и тогда могла бы случиться беда.

Объяснив, как надо продувать уши, чтобы на рубеже четырехметровой глубины уравновешивать давление, я пошел на дно. Виталий нырнул за мной. Движения его были скованны, в глазах ожидание наступления боли и неверие в свои силы. Но вот он хватает себя рукой за нос, зажимает его пальцами и дует в нос. Заметно, как тело его расслабляется, ибо боль, словно по мановению волшебной палочки, исчезает. Погружаемся дальше. Глубина метров восемь. Моему товарищу вновь не по себе. Он повторяет процедуру, и видно, как не верит своему собственному мастерству. Но на первый раз большее погружение рискованно — может не хватить воздуха на подъем.