Анатолий Букреев - ВОСХОЖДЕНИЕ

Я перечитал свои заметки, сделанные во время беседы с Броме, а также текст интервью и ее сообщения, посланные по электронной почте. В одной из своих записей я наткнулся на слова Броме о том, что она покинула базовый лагерь примерно за неделю до штурма вершины. В своем электронном сообщении от 22-го апреля 1997-го года она пишет, что «оставила базовый лагерь примерно за десять [sic!] дней до восхождения». Точную дату Броме назвать не могла—ей не хотелось перебирать свои записи, чтобы «не переживать все заново».

39Впрочем, меня самого точная дата их беседы не слишком волновала, поскольку я не видел существенной разницы, состоялась ли она, к примеру, 25-го марта в Катманду или 2-го апреля во время путешествия к базовому лагерю.

В том же сообщении Броме объясняла, что ее слова «за несколько дней» означают «за несколько дней до ее отъезда из базового лагеря», но сколько именно дней разделяло эти события, она не помнила. «Дней семь, наверное», — сказала Броме, не в силах сказать точнее.

Слово «несколько», то есть больше, чем два, и меньше, чем «много», очень удобно своей неопределенностью. Но теперь оно не давало мне точно определить, когда именно состоялся разговор Броме с Фишером. Учитывая все сказанное Броме — ее отъезд из базового лагеря за семь-десять дней до штурма и то, что Фишер с ней беседовал «дней за семь» до этого — я решил, что их беседа произошла между 23-им и 26-ым апреля.

Считая, что эти числа недалеко отстоят от самой даты восхождения, я со спокойной душой представил в «Восхождении» наш разговор Броме в следующей форме:

ДеУолг. Подожди, то есть ты утверждаешь, что Скотт говорил тебе об этом еще до заключительного штурма?

Броме: Да, в базовом лагере. За несколько дней [до заключительного штурма 10-го мая 1996-го года].

Мой комментарий был добавлен в квадратных скобках для того, чтобы помочь читателю выстроить цепь событий, и, на мой взгляд, он нес в себе ту информацию, которую можно было почерпнуть из слов Броме: ее беседа с Фишером состоялась за четырнадцать-семнадцать дней до заключительного штурма.

За несколько недель до появления нашей книги на прилавках книжных магазинов в издательство «Мартин Пресс» пришло письмо 40от Джейн Броме. Меня поразил сухой и формальный стиль, резко контрастирующий с ее обычной живой манерой общения. В своем письме Броме высказывала недовольство тем, как были приведены в книге ее слова 41. По ее мнению, в таком виде цитата «вводила читателя в заблуждение», ей «придавалось излишне большое значение» — ведь ни с кем больше Фишер этим планом не поделился. Честно говоря, почему Джейн решила отказаться от своих слов, я так и не понял. Ведь совсем недавно она сама говорила о том, что содержание ее разговора с Фишером существенно проясняло картину происходившего на Эвересте.

40Письмо, датированное восьмым октября 1997-го года, было получено издательством, когда тираж «Восхождения» был уже отпечатан и разослан по магазинам.

41Броме пояснила, что сумела ознакомиться с тем, в каком виде использована эта цитата, прочитав сигнальный образец книги, предоставленный ей «третьим лицом».

Спустя три недели после этого письма ко мне пришел факс от Кракауэра. Обильно цитируя письмо Броме, Кракауэр протестовал против моего использования слов Джейн в «Восхождении». У меня сложилось впечатление, что он был сбит с толку и раздосадован этой публикацией 42.

В своем «Послесловии» Кракауэр, взяв за основу письмо Броме, с помощью сомнительных аргументов развил целую теорию с единственной, как мне кажется, целью: убедить читателя в том, что одобрение Фишером решения Букреева о спуске — событие маловероятное, если не невозможное. Привожу доводы Кракауэра и мои возражения:

1. «...ДеУолт предпочитает не замечать тот факт, что единственным подтверждением его гипотезы о наличии заранее продуманного плана служат воспоминания Броме об одном-единственном разговоре с Фишером». (Кракауэр, В разреженном воздухе, «Послесловие», илл. изд.)

Моя уверенность в существовании у Фишера такого «плана» (по выражению Броме) как «способа достижения цели» (по определению из словаря) основывается, во-первых, на показаниях Броме и, во-вторых, на словах самого Фишера, сказанных, по крайней мере, четырем различным людям, в правдивости которых я не сомневаюсь. Фишер говорил им, что пригласил Анатолия в экспедицию во многом из-за того, что в случае непредвиденных обстоятельств тот был способен оказать клиентам необходимую помощь.

2. « . . . было бы неверно истолковывать слова Фишера так, словно бы у него и в самом деле наготове было что-либо, напоминающее настоящий план действий». (Кракауэр, В разреженном воздухе, «Послесловие», илл. изд.)

Я никогда не утверждал, что у Фишера был «наготове» окончательный план, но я ни на минуту не сомневаюсь, что он всегда держал эту мысль в голове. В этом убеждает и его беседа с Броме. Кто действительно оказался у Фишера «наготове», так это Букреев, находившийся в четвертом лагере, где, как выяснилось, он и был больше всего нужен.

424-го апреля 1997-го года я по факсу отправил запись нашего разговора с Броме в редакцию журнала «Аутсайд». Зная, что редакция сочла нужным перед публикацией статьи Кракауэра уточнить у Букреева подробности, я спрашивал в своем письме: «Знал ли кто-нибудь из работников редакции, что еще до публикации статьи "В разреженном воздухе" Джон Кракауэр располагал информацией о спуске Букреева?». Ответа не последовало. Однако вскоре мне позвонил Кракауэр. Разъяренный моим письмом, он сказал тогда, что «сотрет меня в порошок», если я опубликую сообщение Броме.

3. «Прежде чем "Восхождение" было опубликовано, Броме отправила письмо Де Уолту и издательству "Мартин Пресс", в котором писала, что ДеУолт отредактировал ее слова, существенно изменив их смысл». (Кракауэр, В разреженном воздухе, «Послесловие», илл. изд.)

В своем письме от 8-го октября 1997-го года Броме нигде не утверждала, что я неправильно ее процитировал. Она утверждала лишь, что слова «до заключительного штурма 10-го мая 1996-го года», приведенные мной в квадратных скобках, вводили читателя в заблуждение. По ее мнению, они означали, что беседа с Фишером состоялась непосредственно перед началом восхождения. Далее в письме Броме указала дату, которую прежде никак не могла вспомнить. Она пишет, что «покинула базовый лагерь под Эверестом за несколько недель до штурма».

Обсудив этот вопрос с «Мартин Пресс», мы решили, учитывая указанный Броме срок, заменить фразу в скобках на более подходящую. Но какую? Броме в своем письме так и не уточнила ни дату своего отъезда из базового лагеря, ни дату беседы с Фишером.

Я решил еще раз внимательно просмотреть все эпизоды в книге, связанные с Броме, собираясь вставить одно-два уточняющих предложения о дате ее отъезда из базового лагеря.