Александр Мостовой - По прозвищю Царь

Второй аспект — собственно футбольный. Я привык к европейскому футболу, сделал себе имя за границей, а теперь надо было все доказывать едва ли не с нуля, убеждать кого-то, что я стоящий футболист. А не сложится? Немало же было таких примеров, когда игроки возвращались в Россию и у них ничего не получалось. И я задумался, а нужно мне это сейчас? Приеду — и все будут смотреть на меня через увеличительное стекло, с кем-то сравнивать. У нас своеобразное отношение к игрокам, которые чего-то добились в Европе, а потом вернулись. Вспомним того же Аленичева. Кстати, я очень удивился, когда он дал свое знаменитое интервью, разоблачающее негативную ситуацию в «Спартаке». Мы ведь жили с ним в Португалии в одном номере, и тогда мне казалось, что Димка безмерно счастлив возвращению домой. И тут — это выступление. Я не думаю, что он один его готовил. Наверняка за ним стоял кто-то еще. Были люди, которые позже говорили:

— Не случайно вы с Аленичевым в Португалии жили в одном номере. Ты взбунтовался против Ярцева, а Аленичев позже против Старкова.

Но в том-то и дело, что эти ситуации были непохожими друг на друга. Аленичев сознательно готовил свое выступление. Я лишь высказал свои мысли по поводу поражения сборной России…

Перед чемпионатом Европы у меня было еще одно предложение — с точки зрения финансов очень заманчивое — из Катара. Меня оттуда давно зазывали, говорили: «Бросай свою «Сельту» — у нас за два года ты заработаешь больше, чем за всю жизнь». Но я не спешил туда мчаться. Понимал, что могу и должен играть на более высоком уровне. Видел, что я не хуже других. Перед Евро-2004 катарцы еще раз вышли на меня. Но я решил дождаться чемпионата Европы. И не стал подписывать никаких контрактов — ни с арабами, ни с «динамо».

Сейчас, по прошествии нескольких лет, я понимаю: возможно, надо было согласиться на динамовский вариант. Я уже приспособился к своеобразной московской жизни — безумно суматошной после европейских тишины и спокойствия. Плюс деньги действительно предлагали немалые — в последние годы в российском футболе в этом отношении на самом деле произошел гигантский скачок. Но, как говорится, все мы сильны задним умом. Тогда же я очень сильно задумался, возвращаться мне или нет. И решил подождать чемпионата Европы…

Расставание со сборной ударило по моей репутации. «Динамо» сразу ушло в сторону и больше не предлагало никаких контрактов. Очевидно, в клубе решили: зачем им игрок-бунтарь? Впрочем, у меня самого в тот момент было неопределенное состояние. С одной стороны, чувствовал уверенность, что спокойно смогу еще пару лет отыграть на высоком уровне. Физически я был к этому готов, да и гены хорошие — у меня отец до сих пор играет в футбол на любительском уровне, хотя ему за шестьдесят. По статистике же на тот момент я был в Испании одним из лучших.

Но в душе что-то свербило. И я решил: будь что будет. Предложат хорошую команду из Испании — отлично, нет — ничего страшного. Понаблюдаю за футболом со стороны, как простой болельщик. Хотя внутри я знал: если завтра мне кто-то позвонит и сделает достойное предложение, я уеду и спокойно буду играть.

Такая ситуация продолжалась в течение шести-семи месяцев — до зимы. Первое время постоянно звонили агенты: мол, как ты, чем занимаешься, не хочешь ли ты попробовать поиграть? Опять же предлагали арабские страны — Саудовскую Аравию, Катар. Но с этими вариантами все было как-то мутно. Людей оттуда звонило много, но когда дело доходило до того, что мне уже надо брать билеты на самолет, все они почему-то пропадали.

Конкретных вариантов перехода в Катар у меня было два. Первый — еще в 2001 году. Мы играли в Барселоне, и в столицу Каталонии из-за меня специально прилетел шейх. Мы общались с ним два дня — до матча и после. Во время одного из ужинов передо мной положили готовый контракт. В финансовом плане он был просто бесподобным — зарплату мне предлагали в три с половиной раза больше, чем в «Сельте». Но во мне заиграло чувство футбола. Я в тот момент еще был голодным до настоящей игры. И сказал шейху: давайте немного подождем.

Второй вариант появился перед самым чемпионатом Европы. У меня в кармане уже лежали билеты на самолет, но я не полетел. Тоже не решился.

Правильно ли я поступил? Однозначного ответа у меня нет. Может, верно, а может, и нет. Но все дело в том, что последние три-четыре года моей карьеры можно было поделить на две части — футбольную жизнь и нефутбольную. Проблемы в личной жизни тоже повлияли на мое решение. Свой развод со Стефани, я переживал очень тяжело — как будто бы мне отрубили правую руку. И я решил не уходить из «Сельты».

Мать, Людмила Васильевна:

— Конечно, мы очень переживали, когда брак со Стефани распался. С другой стороны, общение с детьми не прекращается. Саша сказал, что обязательно привезет их в Москву. По-русски они говорят с акцентом, но достаточно уверенно. Недавно прилетала к ним, говорю: «В следующий раз поедем с вами в Виго, где папа играл». А они говорят: «Нет, бабушка, папа сказал, что повезет нас в Москву». Смеюсь: «Туда же пять часов лететь!» А они: «Ну и что! А мы любим летать!» Раньше их не было смысла сюда привозить. Что они тут запомнят? Поддерживаем мы отношения и со Стефани. Про них нельзя сказать, что разбежались и стали врагами. Кто знает: может, пройдет время и они снова будут вместе?

…Многие говорят: все, что ни делается, к лучшему. Возможно, лет через двадцать я тоже так скажу. Но тогда, в 2004-м, все, что происходило, точно было не к лучшему. Может, в свое время и стоило отказаться от настоящего футбола, как сейчас многие это делают, и цинично отдать предпочтение чисто меркантильным интересам. Тем более что у меня каждый год имелись предложения от каких-то клубов. Надо было только решиться и в определенный момент сказать: «Извините, меня здесь не устраивает». И уйти. Кто знает, может быть, моя жизнь повернулась бы по-другому?

Юра Белоус после чемпионата Европы еще несколько раз говорил мне:

— Ничего страшного, что у тебя произошли такие события в карьере, давай приходи к нам.

Но я не рискнул. До конца чемпионата России оставалось три-четыре месяца, и я был в депрессивном состоянии. Мне действительно в тот момент ничего не хотелось делать. Друзья не дадут соврать: я в течение пяти месяцев вообще не играл в футбол, даже в любительский, хотя меня часто звали на различные турниры. Я не хотел, чтобы мяч попадался мне на глаза.

А тут надо все бросить, все свои одиннадцать лет Испании, и уехать в Россию. Если бы я по натуре был человеком, легко решающимся на перемены, и поехал бы. Но я не такой. По характеру я человек закрытый. Мне нравится годами создавать свое домашнее тепло и уют. Очень тяжело потом это терять.