Ник Хорнби - Футбольная горячка

Значит, объяснить это чувство практически невозможно. Я перебрал все варианты и понял, что ни мальчиком, ни зрелым мужчиной не желал ничего другого за все эти двадцать лет (а можно ли вообще желать что-нибудь так долго?). Попробуйте осознать это и будьте снисходительны к тем, кто говорит, что связанные со спортом моменты – самые яркие в их жизни. Не подумайте, что нам не хватает воображения или наши жизни такие уж унылые и бесплодные, просто реальный мир бледнее и скучнее футбола и в нем меньше возможностей нежданного экстаза.

После финального свистка (до этого, правда, возник еще один надорвавший сердце момент, когда Томас отдал пугающе небрежный пас назад Лукичу – вроде бы все безопасно, но сердце дрогнуло), я выскочил из двери и, как изображающий самолет карапуз, раскинув руки, кинулся по Блексток-роуд в ближайший винный магазин, а пожилые дамы высовывались из дверей и сопровождали аплодисментами мое поспешное продвижение, словно я был самим Майклом Томасом. Потом я понял, что за бутылку дешевого шампанского с меня содрали какую-то немыслимую сумму – владелец магазина заметил, что в моих глазах начисто отсутствовал светоч разума. Из пабов, магазинов и окружающих домов раздавались выкрики и вопли; вскоре на стадионе стали собираться фанаты: кто завернулся во флаг, кто сидел на крыше гудящей машины, незнакомые люди норовили обняться; подъехали телевизионщики, чтобы снять сцены ликования для выпуска вечерних новостей; из окон высовывались руководители клуба и махали руками веселящейся толпе, а я внезапно понял, что это почти латиноамериканское празднество вполне искупает мое отсутствие на «Энфилде». За двадцать один год увлечения футболом я в сезон нашей двойной победы наконец-то понял, что имею право на радость, даже если сам не побывал на игре.

Когда мне исполнилось тридцать, со мной произошли кое-какие изменения: я взял кредит; перестал покупать «Нью мьюзикал экспресс» и «Фейс» и, неизвестно почему, начал складывать под шкаф в гостиной экземпляры «Кью-мэгэзин»; я стал дядей; купил сиди-плейер; зарегистрировался у налогового инспектора; я заметил, что некоторые музыкальные жанры – например, хип-хоп и трэш-метал – звучат совершенно одинаково и абсолютно лишены мелодии; я стал предпочитать рестораны клубам и обеды с друзьями вечеринкам; у меня появилось отвращение к чувству переполненности пивом, хотя пинту-другую я иногда пропустить не прочь; мне стало нравиться покупать предметы мебели; у меня развились особые суждения, скажем, по поводу скваттеров, которые живут по соседству, или слишком шумных вечеринок, и эти суждения расходились с тем, что я думал раньше. И еще: простояв более пятнадцати лет на северной стороне, я в 1989 году купил сидячую сезонку. Все эти детали не объясняют в полной мере, как я старею, но кое-какое представление дают.

Приходит ощущение усталости. Я устал от очередей, давки и мотания по террасе каждый раз, когда «Арсенал» забивал гол, устал оттого, что во время больших матчей мне обязательно загораживали обзор штрафной, и показалось соблазнительным приходить на стадион за две минуты до начала игры без риска не найти себе места. Я не скучал по террасе: продолжал наслаждаться фоном, который она создавала – ее шумом и колоритом, – и даже больше, чем когда сам там стоял. Игра с «Ковентри» стала первой, которую я смотрел с трибуны, и Томас с Марвудом забили голы прямо передо мной.

Нас было там пятеро: естественно, Пит, мой брат, моя подружка (хотя теперь ее место, как правило, занимает кто-нибудь другой), я и Энди – с Крысенком, как его называли во времена, когда мы смотрели футбол из «школьного загона», я столкнулся на северной стороне на второй год после прихода Джорджа, то есть спустя лет десять с момента нашей последней встречи, и понял, что Энди тоже готов распроститься с террасой.

Покупая сидячую сезонку, человек обретает права собственника. На террасе я имел свое место, но у меня не было на него прав, и случалось так, что во время важной игры его занимал какой-нибудь амбал, а мне оставалось лишь удивленно изгибать бровь. Но теперь у меня появился на стадионе собственный дом, полный сожителей и соседей, с которыми я был в чудесных отношениях и всегда находил тему для обсуждения, например, актуальность новой тактики в полузащите (или в нападении). Так что я вполне соответствовал стереотипу стареющего болельщика, но нисколько об этом не жалел. Наступает время, когда надоедает жить абы как – одним лишь сегодняшним днем, от игры до игры – и хочется быть уверенным в завтрашнем дне.

Я запомнил эту игру по самым ординарным причинам: заменивший Смита футболист забил мяч на последней минуте и обеспечил нам в кубковом матче победу над старым противником. Но больше всего запомнил, потому что единственный раз за все восьмидесятые, а потом и девяностые оба тайма в моих жилах не было ни капли никотина: в первой половине сезона 1983/84 года я обходился без курения, зато жевал никотиновую резинку и никак не мог бросить, а затем опять вернулся к сигаретам. Но в октябре 1989-го, после визита к антиникотиновому гуру Аллену Карру, я дней на десять завязал, и эта игра пришлась на самую середину мучительного периода, когда меня сильнее всего ломало.

Как многим, кто бросает курить, мне казалась, что цель близка. И имея в виду серьезность своих намерений, я не купил ни беспошлинного блока сигарет, ни зажигалки, ни даже семейного коробка спичек, поскольку считал это пустой тратой денег. Теперь я так не поступаю: всегда находится причина сделать запас – особо трудная работа, требующая такой сосредоточенности, которую способны обеспечить только «Силк Кат», или опасения разлада в доме, если я слишком разнервничаюсь. И уж точно и неизменно – «Арсенал».

У меня была штилевая пора: шла первая половина сезона – кубковые матчи еще не начались, а чемпионат не раскочегарился. В такие периоды, когда моя команда успела потерять все, что только можно, мне предстояло занудное, но зато без нервотрепки время (вот если бы еще не эта книга и не поджимающие сроки…). Однако бывали годы, например чемпионат 1988/89 года или погоня за двойной победой в 1990/91-м, когда каждая игра с января по май оказывалась решающей, и я не могу представить, как бы обошелся без курева. Два мяча не в нашу пользу через одиннадцать минут после начала полуфинального кубкового матча на «Уэмбли» с «Тоттенхэмом» – как не засмолить? Немыслимо!

Что же мне до конца жизни прятаться за «Арсенал»? Неужели любимый клуб вечно будет служить извинением моего курения, моего нежелания соглашаться на работу, которая совпадает с расписанием домашних игр, и постоянных отказов от приглашений на выходные? Мне кажется, игра с «Ливерпулем» продемонстрировала, что вовсе не «Арсенал», а я сам контролирую свои поступки; и хотя я точно помню, что в тот раз удержался, не выскочил на поле и не стал самым глупым образом пожимать игрокам руки, перед следующими матчами все это было забыто, зато я понял, что теперь не время сражаться с курением. Я уже говорил, что год за годом Носил «Арсенал», словно горб, – и это казалось настоящим природным увечьем. Но я носил свой горб с радостью и заботливо лелеял его, ибо взамен получал то, что другим способом никогда не получишь.