Борис Майоров - Я смотрю хоккей

Никто, может, и не обратил особого внимания на одну деталь нашего второго матча со шведами на чемпионате 1969 года. Против их лучшей тройки во главе со знаменитым Стернером играли наши дебютанты Борис Михайлов, Владимир Петров и Валерий Харламов. Причем никого особенно не поразило, что эту сложнейшую задачу тренеры возложили не на кого-нибудь, а на молодых и что не маститые, а новички вышли победителями в этом единоборстве: счет «микроматча» этих троек 3: 0 в их пользу.

Не стоит и говорить о том, что и Михайлов, и Петров, и Харламов талантливы. А разве Константин Локтев, Виктор Якушев или Эдуард Иванов были менее талантливыми? Ничей дебют, однако, не проходил с таким блеском. Даже уникальный хоккеист Анатолий Фирсов на первом своем чемпионате в Инсбруке был несколько в тени.

Вот мы спорим о том, кто лучше играет в хоккей — Бобров или Фирсов, тройка Шувалова или тройка Альметова. Когда я оказался на мировом чемпионате в роли зрителя, я получил и время и, так сказать, материал для ответа на этот вопрос.

Пытаться определить сравнительную силу спортсменов разных эпох все равно, что ломать голову над проблемой: кто сильнее — слон или кит? Не правда ли, детский вопрос?..

Давным-давно, кажется, в конце сороковых годов, знаменитый штангист Яков Куценко первым в нашей стране перешагнул в троеборье рубеж 400 килограммов. Это был выдающийся по тем временам рекорд для тяжеловесов. Сейчас с такой суммой даже легковес не может рассчитывать на призовое место в чемпионате страны, а тяжеловесы перебрались уже за 600 килограммов. Так что же, выходит, нынешние штангисты должны быть поставлены как спортсмены выше Куценко? А как быть в таком случае с братьями Знаменскими, чьи результаты по нынешним временам выглядели бы отнюдь не мастерскими?

Все дело в том, что меняется спорт. Совершенствуются методы подготовки, повышается уровень требований. Я наблюдаю за Сашей Мальцевым, самым юным в сборной, разговариваю с ним после игр. Он страшно волнуется и играет намного ниже своих возможностей. Еще недавно мы вместе были в Канаде, и там Саша удивлял знатоков своей не по годам зрелой и вместе с тем непринужденной игрой, превосходным тактическим зрением и склонностью к импровизации.

Здесь, в Стокгольме, все это задавлено огромным волнением. И тем не менее Мальцев вполне «на уровне». По результативности он входит в число лидеров, с его подач забито множество шайб. И, во всяком случае, игру он не портит. А это уже признак высокого класса. Хоккейные познания этого 19-летнего парнишки настолько значительны и прочны, что правильно он умеет играть как бы автоматически.

Пройдет год, и тот же Мальцев, наш 20-летний форвард, станет самым результативным игроком первенства мира и получит приз лучшего нападающего.

А мы в их возрасте так не умели. Почему? Я думаю, вот почему. Возьмем все того же Мальцева. Он появился в московском «Динамо» — первой своей команде мастеров — в сезоне 1968 года. Играл он тогда совсем немного — мешали болезни, травмы, неопытность. А в следующем сезоне он встал на коньки в августе. Провел вместе с динамовцами все игры на приз газеты «Советский спорт», на первенство страны, участвовал в московском международном турнире, в чемпионате Европы среди юниоров. Потом тяжелейшее турне по Канаде, снова первенство страны, где игроку приходится тяжелее, чем в любом международном турнире. Вот какую дистанцию успел преодолеть Саша Мальцев за полсезона.

Почти полностью повторили его путь и все остальные новобранцы сборной. Они мчались к своему первому чемпионату мира в скоростном экспрессе, мы плелись в почтовом дилижансе. Они поглотили за полгода такую порцию хоккейной науки, какой нам хватало года на три.

Да, хоккейные мастера сейчас готовятся прямо-таки индустриальными методами. И не только у нас — всюду. Когда я отвлекался от мысли, что, скажем, канадцам Кефри и Демарко, шведам Карлссону и Мильтону, финну Кетола, Беднаржу из сборной Чехословакии по 20 лет, я не мог найти разницу между ними и ветеранами в смысле зрелости игры.

Потому я и говорю, что меня не беспокоило, хватит ли нашим ребятам мастерства, чтобы играть со шведами на равных. Я знал: хватит. Важно было только, чтобы они понимали это сами. В молодости ведь не очень-то знаешь себе цену. А вокруг и перед тобой что ни противник, то знаменитость с мировым именем. Поневоле сначала робеешь. У нас же сезон 1968/69 года, к сожалению, сложился так, что сойтись с главными своими соперниками сборная не смогла.

Словом, матч со шведами — весь его ход, все перипетии — был необычайно важен для нашей команды, в которой из игроков «стокгольмского призыва» 1963 года осталось всего четверо. Для трети же хоккеистов этим матчем, по существу, начинался их долгий путь по дорогам мировых первенств.

Я написал эти слова — «долгий путь» и задумался. А насколько долгим окажется он для тех, кому сейчас около двадцати и кто за сезон прошел курс хоккейных наук, на который нам требовались многие годы? В наше время в таком возрасте попал в сборную, кажется, только Саша Рагулин. Попал и прожил в ней девять лет. И я ничуть не удивлюсь, если его век игрока сборной продлится еще два-три года. При этом важно, что Рагулин вовсе не уникум. По десятку лет стажа имели В. Александров, В. Якушев, К. Локтев, близки к этому В. Старшинов, В. Давыдов и В. Кузькин.

Но если все они обыкновенные люди, со свойственными каждому из нас слабостями, а не сказочные богатыри, да к тому же еще и вовсе не затворники, то почему я вдруг ставлю под сомнение спортивное долголетие нового хоккейного поколения?

Вообще-то авторство в постановке этого вопроса принадлежит не мне. И отвечать на него категорически не берусь. В Стокгольме, давая очень высокую оценку мастерству Саши Мальцева, один из самых серьезных в мире знатоков хоккея, канадец Дейв Бауэр, сказал, что Мальцев и его сверстники не продержатся в большом хоккее и до 25 лет. Так ли это на самом деле? Не знаю. Но в одном я уверен твердо: если долголетие в нынешнем спорте с его гигантскими рекордами, небывалыми нагрузками и невиданными требованиями к физическим качествам и интеллекту спортсмена и возможно, то только ценою самоотверженного, без малейших скидок и поблажек отношения к себе, к спортивному режиму.

Говорят, у некоторых людей с возрастом пробуждается склонность к наставлениям и проповеди общеизвестных истин. Я не хотел бы, чтобы читатель подумал, что и этот разговор об отношении к режиму из числа таких вот проповедей. Наши предшественники — а многих из них мы застали еще превосходно играющими в лучших командах — рассказывали нам, молодым, казавшиеся легендарными истории об астрономических дозах спиртного, которые они выпивали до и после самых важных игр. Если в их рассказах и было некоторое преувеличение, то, поверьте, не такое уж значительное: мы, в ту пору зеленые юнцы, не раз становились свидетелями их «подвигов». «Да, были люди в наше время» — таков подтекст их воспоминаний о былом. А о более поздних поколениях хоккеистов они отзываются в лучшем случае снисходительно. Между тем и среди моих сверстников было немало таких, кто в этом отношении как минимум не уступал ветеранам. Я сказал «было» потому, что, выражаясь словами поэта, «иных уж нет, а те далече». И вовсе не потому, что они были слабее или бездарнее своих предшественников. Просто спорт ушел вперед, и у них не хватило сил идти с ним в ногу. Сколько талантливейших людей вот так, незаметно, постепенно сбавляя темп, вынуждены были задолго до срока, отпущенного им природой, сойти с дистанции! Происходило это обычно так. Человек вроде бы оставался на поле прежним, но начинал в каких-то эпизодах отставать от партнеров, чуть медленнее, чем они, соображать. Поначалу это не вызывало тревоги: «не в форме», «не сыгран», «не может найти общего языка». Потом хоккеиста переводили в другое звено, где игроки тоже хорошие, но чуть постарше и помедленней, потом, посидев некоторое время в запасе, он уходил в другую команду, послабее, где его охотно брали на самые первые роли (как-никак имя и репутация есть), потом переводили на скамью запасных и в этой команде. А там… Сколько их, моих прежних партнеров и противников, из которых могли бы выйти выдающиеся игроки, встречаются сейчас на хоккейных перекрестках, ведущих «из Керчи в Вологду и из Вологды в Керчь»!