Виктор Коноваленко - Третий период

Была у него тем летом травма – в гипс ногу заковали. Болела страшно, но он тренировался. Ему сказали, что ничего поделать нельзя – надо просто привыкнуть к боли (ничего себе совет).

И он стал привыкать. Она у него болела и в Вене, на чемпионате мира. Но вы видели ту его игру. Так разве кто-нибудь мог подумать, что он стоял в воротах с больной ногой?

Потом сказал:

– Привык к боли. Велели же привыкать, вот и привык.

...Когда "Торпедо" играет на своем автозаводском стадионе, вратари команды отдыхают в короткие минуты хоккейных антрактов в своей отдельной маленькой комнатушке, вход в которую посторонним лицам строго-настрого запрещен. Такой порядок когда-то завел Дмитрий Богинов, и, думаю, неспроста он это сделал. Так, наверное, и должно быть: на поле, в игре вратарь один, пусть и отдыхает он тоже один, чтобы уж не менять привычной обстановки одиночества.

Коноваленко любит эту свою комнатушку. Он вообще человек не очень общительный и довольно замкнутый, неразговорчивый, и не только с репортерами. И может быть, поэтому отношение его к людям, товарищам, к команде сразу не поймешь – не выпукло оно, не на поверхности лежит, а где-то глубоко спрятано...

Ну да ладно... Все это я ведь вот к чему говорю. Любят у нас Коноваленко? Да. Любят, спору нет. А я хочу, чтобы его не только любили – чтобы уважали! Он того заслуживает. То, что делает Коноваленко, называется "один за всех", а короче – хоккейный вратарь.

Не буду говорить о том, что вратарь – это половина команды. Не считал: половина или три четверти.

...И вот впервые назвали его лучшим хоккеистом сезона. Но Коноваленко, узнав об этом, сказал:

– И все-таки слабо...

– Что слабо, Витя? Ты недоволен? – Я не понимал, о чем он говорит, может, надеялся больше собрать журналистских голосов?

– Слабо сыграл я в сезоне...

Много лет мы с ним дружим, знаю, что кокетничать Коноваленко не умеет, разглагольствовать – тоже.

Трудная у него хоккейная профессия. Он на каждый матч уходит из дома, как шахтер в забой. И жена уходит с ним на стадион, и дочка, хотя час и поздний. Но, прежде чем уйти из дома, Валентина – эта милая, удивительно скромная женщина – накрывает стол, как к семейному празднику, хотя и не знает, выиграет сегодня "Торпедо" или проиграет. Она другое знает. Знает, что натрудится, намучается ее Виктор Сергеевич, что страшно устанет он. Вот и заботится, чтобы было ему хорошо, когда домой вернется после трудной хоккейной смены.

Каково же ей было видеть, как стряслась в Стокгольме с ее мужем беда в матче со шведами. Толком тогда никто ничего не знал: то ли сотрясение мозга у него, то ли еще что-нибудь страшное.

Я слышал, как спросила она у него, когда прилетел Виктор в Москву с чемпионата мира:

– Ты хоть расскажи, что такое с тобой там случилось!

Он так ответил:

– Ты же все видела. Помнишь, как он на меня выходил, этот Нильссон. Я думал, что в левый угол бить будет, а он сфинтил. И гляжу – шайба в правый летит. А я уж в левый бросился. В щитки успел ее поймать и вижу прямо перед глазами его конек. А больше ничего не помню. Очнулся от холода. Думаю, надо достоять период. Но врачей не обманешь – увезли в госпиталь. В общем, переносицу он мне сломал, до сих пор еще не срослась.

– Значит, потом в матче с финнами ты играл с переломанной переносицей? – вмешался я в разговор супругов Коноваленко.

– Играл, – говорит. – В этой игре мне снова нос разбили. Только уж с другой стороны. Чувствую, кровь полилась. Но решил к бортику не ехать. Достоял второй период...

Вот тут уж не просто о его железных нервах надо говорить. Надо говорить о его мужестве, рыцарстве и благородстве.

И надо пожать ему руку».