Хорев - Душа Востока

Колесо крутится, не прерываясь; вода течет, не останавливаясь, начинаясь и кончаясь с тьмой вещей. Поднимается ветер, сгущаются облака, и ничто не остается безответным. Грохочет гром, падает дождь. Одно другому откликается бесконечно, незримо, как явление духов, мгновенно, как молния. Поднимаются драконы, слетаются луани. Движется по кругу форма, вращается ступица. Один оборот сменяет другой. Отграненное и отшлифованное вновь возвращается в необделанное.

В природе все и без насилия согласно с Дао, и без уговоров проникнуто благом, каждая вещь в спокойной радости, не зная гордыни, обретает гармонию. Вся тьма существующих неподобий находит для себя соответствующее в своей природе. На разум опирается и кончик осенней паутины и целостность всего огромного космоса.

Мудрец хранит чистое Дао и держит суставы расслабленными. Следуя общему ходу, отвлекается на изменения. Всегда позади, не забегает вперед. Мягкий, и поэтому спокойный; умиротворенный, и поэтому твердый. Доблестные и могучие не могут с ними соперничать.

Высшее Дао рождает тьму вещей, но ею не овладевает; творит многообразные изменения, но над ними не господствует. Те, что бегают и дышат, летают и пресмыкаются, – наступает время – и рождаются, но не из-за его благоволения; наступает время – и умирают, но не из-за его вражды. Приобретая с пользой, оно не может быть восхваляемо; тратя и терпя убыток, оно не может быть порицаемо.

Хороший пловец тонет, хороший наездник падает с коня – каждый своей приверженностью к чему-то ввергает себя в беду. Вот почему тот, кто привержен деяниям, всегда страдает; тот, кто борется за выгоду, непременно разорится.

Приходят весенние ветры и падает благодатный дождь. Оживает и начинает расти тьма вещей. Пернатые высиживают птенцов, покрытые шерстью вынашивают плод. Цветение трав и деревьев, птичьи яйца, звериные детеныши – нигде не видно того, кто делает это, а все успешно завершается. Осенние ветры опускают на землю иней, пригибают живое, губят слабое. Орлы и коршуны дерутся за добычу; насекомые прячутся, травы и деревья уходят в корень; рыбы и черепахи скрываются в пучинах. Нигде не видно того, кто делает это, а все исчезает бесследно.

Движение Дао бесформенно; изменения происходят как по велению духа. Его шествие бесследно. Оно всегда держится позади, а оказывается впереди.

Постигать вещи, не ослепляясь ими, откликаться на звуки, не оглушаясь ими, – это значит понять небо.

Чистое благо одиноко существует, раздает – и не иссекает, используй его – оно не знает устали. Смотришь – не видишь его формы, слушаешь – не слышишь его голоса, следуешь за ним – не чувствуешь его тела. Бесформенное, а рождает имеющее форму; беззвучное, а поет пятью голосами; безвкусное, а образует пять оттенков вкуса; бесцветное, а создает пять цветов. Так бытие рождается в небытие, сущее берет начало в пустоте. Поднебесная есть клеть, в которой имя и сущность живут вместе.

Тот, кто обрел Дао, бедности не страшится, добившись успеха – не гордится; взойдя не высоту, не трепещет; держа в руках наполненное – не прольет. Будучи новым, не блестит, старым – не ветшает. Входит в огонь – не горит, входит в воду – не промокает. Поэтому и без власти уважаем, и без богатства богат, и без силы могуществен. Сохраняя равновесие, пустой течет вниз по течению, парит вместе с изменениями.

Сильный побеждает неравного себе, а если встречается равного, то силы уравновешиваются. Мягкий же побеждает превосходящего, и силы его неизмеримы.

Тот, кто обрел Дао, сам устанавливается и не ждет подталкивания вещей.

Войско сильное гибнет, дерево крепкое ломается, щит прочный раскалывается, зубы тверже языка, а гибнут раньше. Потому что мягкое и слабое – костяк жизни, а твердое и сильное – спутники смерти.

Кто управляет с помощью размышлений и знаний, терзает сердце, но не достигает успеха. Поэтому мудрец придерживается колеи Единого; не изменяет ему соответствующего, не меняет его постоянного.

Отвес следует шнуру, его отклонения повинуются должному. Поэтому радость и гнев – это отступление от Дао, печаль и скорбь – утрата блага; любовь и ненависть – неумеренность сердца; страсти и вожделения – путы человеческой природы. Человек, охваченный гневом, разбивает Инь, охваченный радостью – разбивает Ян, ослабление духа делает немым, возбуждение вызывает безумие.

Дао имеет основу и уток, ветви и завязи. Овладевший искусством Единого связывает в одно тысячи веток, тьму листьев. Благородный, владея этим искусством, рассылает приказы; худородный забывает о низком своем положении; бедняк находит удовольствие в труде, а попавший в опасность – освобождается от нее.

Чем неистовей печаль и скорбь, тем ощутимее боль; чем пышнее расцветает любовь и ненависть, нем неотступней преследуют несчастья. Поэтому высшее благо в том, чтобы сердце ни печалилось, ни наслаждалось; высший покой в том, чтобы постигать, но не меняться; высшая пустота в том, чтобы не обременять себя страстями; высшее равновесие в том, чтобы ни любить ни ненавидеть; высшая чистота в том, чтобы не смешиваться с вещами. Способный к этим пяти – постиг божественную мудрость, обрел свое внутреннее.

Единство всей тьмы вещей сосредоточено в одном отверстии; корень сотен дел выходит из одной двери.

Слушая добрую речь, хорошие планы, и глупый возрадуется; когда расхваливают совершенную добродетель, высокие поступки, то и неблагородный позавидует. Рассуждающих много, а применяющих – мало; позавидующих множество, а поступающих так единицы. В чем причины этого? В том, что не могут вернуть истинную природу. Домогаются учения, не дав внутреннему проникнуть в сердцевину, поэтому учение не входит в уши и не остается в сердце. Разве это не то же, что песня глухого? Поет, подражая людям, не для собственного удовольствия. Звук возникает в устах, выходит из них и рассеивается.

Жадные, алчные люди слепо стремятся к власти и наживе, страстно домогаются славы и почестей.

Рвутся вперед, дабы превзойти других в хитроумии, водрузиться над будущими поколениями. Но разум с каждым днем истощается и уходит далеко, долго блуждает и не возвращается. Форма оказывается закрыта, сердцевина отсутствует, и разум не может войти. Вот причина того, что Поднебесная временами в слепоте и безрассудстве утрачивает самое себя. Это как жирная свеча: чем ярче горит – тем скорее убывает.