Владислав Третьяк - И лёд, и пламень

Помню, получив однажды новые щитки, сидел и прошивал их толстой сапожной ниткой. За этим занятием застал меня Анатолий Владимирович.

— Что, хочешь играть?

— Хочу, — вытянулся я перед ним.

— Вот и хорошо. Завтра в щитках на зарядку явишься.

Утром шел дождь. Все рты разинули, увидев, что я вышел на пробежку в кедах и в щитках. А объяснялось все просто: тренер хотел, чтобы я быстрее размял жесткую кожу щитков, подготовил их к бою.

Все знали, что, когда Тарасов обращается к хоккеисту на «вы», ничего хорошего это не предвещает. Осенью 69-го после календарной игры всесоюзного чемпионата — первого в моей биографии — он как-то говорит:

— Зайдите ко мне, молодой человек.

Я испугался. Вроде бы никаких грехов за собой не знал, но…

— Вы догадываетесь, почему я вас пригласил?

— Нет.

— Тогда идите и подумайте.

В смятении я закрыл за собой дверь, а через час снова зовут меня пред грозные очи.

— Ну что? Подумали?

В полном недоумении пожимаю плечами.

— Ладно, — вдруг сменил гнев на милость Тарасов. — Бери стул и садись. Да не бойся, ближе садись. Ты же вчера под правую ногу две шайбы пропустил, бедовая твоя голова. Почему? Ну-ка давай разберемся.

Я постепенно обретал присутствие духа. Тарасов требовал думать, он хотел, чтобы я научился анализировать каждый свой промах, каждую ошибку.

— Владька, а что если ты станешь крабом? Понимаешь меня? Сто рук и сто ног! Вот так! — Он выходил на середину комнаты и изображал, каким, по его мнению, должен быть вратарь-краб. Я подхватывал идею. Так мы работали. Не было ни одной тренировки (ни одной!), чтобы Тарасов не явился к нам без новых идей. Он удивлял каждый день. Вчера — новым упражнением, сегодня — оригинальной мыслью, завтра — ошеломлял соперников невиданной комбинацией.

— Ты думаешь, играть в хоккей сложно? — спросил меня Тарасов в самом начале нашей совместной работы.

— Конечно, — ответил я. — Особенно, если играть хорошо.

— Ошибаешься! Запомни: играть легко. Тренироваться тяжко! Сможешь 1350 часов в год тренироваться? — тут он повысил голос. — Сможешь тренироваться через «не могу», чтобы тебя поташнивало от нагрузки? Сможешь — тогда добьешься чего-нибудь!

— 1350?! — не поверил я.

— Да! — сказал, как отрубил, Тарасов.

На занятиях он умел создать такое настроение, что мы шутя одолевали самые чудовищные нагрузки. «Тренироваться взахлеб», — требовал от спортсменов наставник. А о том, какие были нагрузки, вы можете судить по следующему факту: приезжавшие в ЦСКА на стажировку хоккеисты других клубов после двух-трех занятий поспешно собирали чемоданы и, держась за сердце, отбывали домой. «Не по Сеньке шапка», — смеялись мы. Однажды в ЦСКА приехал поднабраться опыта знаменитый шведский хоккеист Сведберг, но и его хватило ненадолго. На третий день после обеда он — синий, как покойник, — стал прощаться.

— Мы, шведы, еще не доросли до таких тренировок, — смущаясь, объяснил гость свой преждевременный отъезд.

Никогда мне не забыть уроков Тарасова. Теперь, по прошествии многих лет, я отчетливо понимаю: он учил нас не хоккею — он учил жизни.

— Валерка! — вдруг озадачивал Анатолий Владимирович юного Харламова в разгар тренировки. — Скажи мне, пожалуйста, когда ты владеешь шайбой, кто является хозяином положения?

— Ну как же, — простодушно отвечал хоккеист, — я и есть хозяин.

— Неправильно! — торжествовал Тарасов. — Ты слуга партнеров. Ты играешь в коллективе и живешь прежде всего интересами товарищей. Выброси в мусорный ящик свое тщеславие. Умей радоваться успехам товарищей. Будь щедр!

Он учил нас стойкости и благородству, учил трудиться, как умел это делать сам. У Анатолия Владимировича было такое выражение: «Идти в спортивную шахту», что, по сути, означало — тренироваться по-тарасовски.

Мы работали не вслепую. Вдохновение было для тренера всего лишь одним из стимулов, а сама работа основывалась на твердых принципах, выработанных Тарасовым за долгие годы. Он хорошо представлял себе, каким должен быть идеальный вратарь. Подолгу рассказывал мне о выдающихся голкиперах прошлого, акцентируя внимание на их достоинствах.

— Впервые я познакомился с вратарем международного класса в 1948 году, — вспоминал Анатолий Владимирович. — Им был чехословацкий хоккеист Богумил Модрый. Незадолго до этого он как раз получил приз лучшего голкипера на мировом первенстве в Санкт-Морице. Наши классные по тем временам вратари были небольшого роста, и, возможно, поэтому бытовало представление — дескать, стражам ворот и положено быть невысокими. А тут вдруг — верзила под два метра, ручищи, как лопаты. Модрый меня заворожил. Я сколько раз встречал его, столько раз обменивался с ним рукопожатием, чтобы получше разглядеть эти невероятных размеров ладони. Парнем он оказался хорошим, доброжелательным, к тому же мог сносно объясняться по-русски. Богумил охотно показал мне свои технические приемы, побывал я на его тренировках, все это было интересно, но, повторяю, больше всего меня поразили его фигура, его руки…

Он особенно не утруждал себя работой, в основном полагаясь на природную одаренность. Все это было естественно и логично… для него, для Модрого, и для того времени. Но мы-то, русские, должны были обогнать и чехов, и шведов, и канадцев — другой задачи перед нами не ставилось, а это значит… Это значит, что для нас такой путь не годился…

С огромным уважением Тарасов рассказывал о первых советских вратарях — Харри Меллупсе из Риги, москвиче Григории Мкртчане, ленинградце Николае Пучкове. У Виктора Коноваленко он рекомендовал учиться абсолютному спокойствию, надежности, мужеству. Коноваленко всегда уважительно относился к соперникам: никогда не замахивался ни на кого клюшкой, не утверждал, что шайба забита неправильно, только и скажет автору гола: «Перехитрил, перехитрил…»

Жак Плант, по словам Тарасова, доказал, что эффективность игры вратаря резко возрастает, если действовать не в воротах, а на больших пространствах. Тренер любил рассказывать, как в 1967 году сборная СССР встречалась с юниорами знаменитой профессиональной команды «Монреаль канадиенс». Раза четыре наши форварды выходили один на один с монреальским вратарем, и какие форварды! Александров, Локтев, Альметов, Майоров!.. Но все их усилия были бесплодны. Потому что ворота юниорской команды защищал Плант. Это по его «вине» наша сборная проиграла тогда со счетом 1:2. После матча юные монреальские хоккеисты унесли Планта на руках.

— Плант — умница, — говорил Тарасов. — Его дальние выходы, безусловно, грозное оружие. Но ведь если завтра соперник попытается сыграть поизобретательнее, скажем, не станет бросать шайбу, а передаст ее подключившемуся партнеру, — что тогда? Плант будет застигнут врасплох? Значит, вратарь должен быть более маневренным, готовым ко всяким неожиданностям. Владеть коньками лучше, чем Плант! Уметь играть в поле наравне с нападающими! Модрый был хорош, но, ей-богу, напрасно чехословацкий голкипер пренебрегал атлетической тренировкой. Мастерство только тогда заблистает в полную силу, когда будет покоиться на прочном атлетическом фундаменте.