А Локерман - Рассказ о самых стойких

Соколов посоветовал "сим умствователям" побывать на россыпях, убедиться, что глина, окружающая самородки, мягкая, не спекшаяся.

Возразить на это было нечего, и нептунисты-практики поспешили изменить тему, предъявили эффектный аргумент: в некоторых уральских россыпях, так же как и в колумбийских, золоту сопутствует платина и осмистый иридий, а между тем в расположенных поблизости золотоносных жилах никто не обнаружил даже единичных зерен этих металлов. Следовательно, они, а вместе с ними и золото россыпей к этим жилам отношения не имеют.

Соколов ответил: "Пока платиновые металлы не будут открыты в наших уральских жилах или горных породах, наука не может удовлетворительно решить сей задачи".

Признавая, что "настоящие познания наши не позволяют толковать многие дела природы", Соколов утверждал, что даже если источник платины или происхождение некоторых самородков навсегда останутся для нас загадкой, то и в таком случае теория обломочного образования россыпей будет справедливой: "...ибо многие явления доказывают оную положительно". Обосновал это Соколов результатами тщательного изучения геологии района, показавшими, что в россыпях представлены "те же породы и минералы, из которых состоят уральские золотоносные горы". Особенно доказательным было присутствие в россыпях характерных кубов и двенадцатигранников пирита, а также их сростков с золотом и кварцем, "точно таких же, какие встречаются во всех жилах и служат для них весьма отличительным признаком".

Утверждая, что "главное вещество россыпей произошло от разрушения гор", Соколов допускал, что некоторые минералы "могли и должны были образоваться иными путями, уже в самом веществе россыпи".

В первую очередь он имел в виду уникальные, неокатанные самородки. (Возможность их роста на месте, переотложение золота и платины под воздействием галогенов и органических соединений с образованием и распадом коллоидальных растворов теперь доказана экспериментально.)

С большой объективностью рассмотрев все данные, Соколов показал, что его оппоненты, как говорится, "за деревьями не видят леса", что верно понять происхождение россыпей можно только в комплексе геологических процессов, начиная с внедрения рудоносных магматических расплавов и воздымания горных хребтов и кончая их разрушением, перемещением обломков с континентов в моря, образованием осадочных пород. И в этом непрерывном потоке "металлоносный песок есть шлих, отмытый природой от великого запаса руды, ею же измельченной".

В наши дни, когда все это известно каждому, кто осилил "Природоведение" в 6-м классе, нелегко понять, почему такие, казалось бы, очевидные истины встречали яростное сопротивление. Для этого надо вспомнить, что по святому писанию все сущее было создано в семь дней творения и с той поры остается неизменным. Поэтому даже непосредственно наблюдаемые процессы изменений - такие, как наводнения или извержения вулканов, - считали божьей карой за грехи местных жителей, ничего в природе существенно не меняющей. В ее неизменности были тогда убеждены не только те, для кого каноны религии были высшим авторитетом. Даже в философской системе Гегеля, оказавшей большое влияние на передовых людей начала XIX века, принцип диалектического развития не распространялся на природу, она признавалась застывшей, чуждой преобразованиям во времени.

Само понятие о геологическом времени и его миллионнолетних масштабах тогда еще не вошло в обиход, и всякое отступление от библейской хронологии грозило суровой карой. Вероятно, поэтому даже такой передовой человек, как Д. И. Соколов, в своих рассуждениях о скорости накопления уральских россыпей исходил из установленного богословами "существования нашей земли в устроенном состоянии в течение 7733 лет".

Признание того, что россыпи образуются при постепенном разрушении коренных пород, вело к перестройке мышления, к отказу от привычного представления, что руда в недрах лежит неподвижно.

Быстрому распространению новых идей содействовали многочисленные лекции Д. И. Соколова, его "Курс геогнозии" и "Руководство по минералогии", статьи "О металлоносных сибирских песках" ("Отечественные записки", №2, 3, 1823), "Мысли об уральских золотоносных россыпях", "О месторождениях платины" ("Горный журнал", № II, 12, 1826) и другие работы. Значительно содействовали этому же видные уральские специалисты, такие, как В.Ю. Соймонов, Н. Р. Мамышев и П. П. Аносов, который оставил в науке след не только как металлург - его "Геогностические наблюдения над уральскими горами", как и предложенные им способы промывки песков, обогатили теорию и практику новой отрасли горного дела.

"Наука выполнила свой долг, установив происхождение россыпей,- сказал Соколов завершая дискуссию,- но это лишь путеводная нить, а дальше допрашивайте землю сами".

Эти "допросы" привели с необычайной для тех лет быстротой к открытию на восточном склоне Урала все новых и новых россыпей, бедных платиной (или вовсе ее не содержащих), но богатых золотом.

Все яснее становилась возможность поправить дела с помощью этого словно с неба свалившегося богатства, выскочить, говоря пословицей того времени, "из грязи в князи". И царское правительство с несвойственной ему энергией начало действовать.

ПЛАТИНА ЕСТЬ В РОССИИ!

В сатирической поэме А. К. Толстого, когда советник Попов явился на именины без панталон, министр пришел в ярость, заподозрив, что тот хотел "...боже упаси, собой бюджет представить на Руси!".

В годы, когда были открыты золотые россыпи, для такого предположения имелись все основания. Страна, победившая в великой войне 1812 года, находилась на грани банкротства, государственный долг достиг огромной суммы, "твердой" валюты не хватало даже для зарубежных платежей. Возможность покрыть дефицит бюджета за счет добычи драгоценных металлов из россыпей выглядела спасительной, но осуществление этого требовало решительных мер. Начавшаяся на Урале "золотая лихорадка" сопровождалась всем, что для таких лихорадок типично - хищнической добычей, утаиванием золота, дезорганизацией других отраслей промышленности.

Министром финансов в те годы был Гурьев. В том, что бюджет страны выглядел, как советник Попов на именинах, была и его немалая личная "заслуга". Тогдашний канцлер (высший гражданский чин России, что-то вроде премьер-министра) В. П. Кочубей так охарактеризовал своего коллегу Гурьева: "...он обладал умом неповоротливым, и ему трудно было удерживать равновесие рассуждений".

Но при всем этом у Гурьева хватило "поворотливости", чтобы жениться на графине Строгановой, войти в аристократический круг, к которому он не принадлежал, стать министром и любимцем всесильного Аракчеева.