Уилл Гомперц - Думай как художник, или Как сделать жизнь более креативной, не отрезая себе ухо

Микеланджело Меризи да Караваджо. «Больной Вакх» (Автопортрет), 1593

Картина стала новой вехой в искусстве; вместе с ней пришли экспрессия и движение, цвет и драматизм. Это экспериментальное полотно положило начало эпохе барокко.

Новаторство . Есть ли на свете столь же страстный, как Караваджо, художник? Не думаю. Страсть наполнила его силой и позволила в самое ортодоксальное время вступить в спор с традицией – и выйти победителем.

Несомненно, характер художника играл в его творчестве важную роль. Достаточно посмотреть на то, как тщательно выстроена композиция его картин, как эмоционально насыщенны его сюжеты, как смела манера его письма. В ней, помимо прочего, есть одна особенность, благодаря которой мы мгновенно узнаем его шедевры и надолго их запоминаем. Речь идет об очередной новации темпераментного итальянца.

Он разработал выразительную технику, основанную на контрасте света и тени, которая называется кьяроскуро. Взгляните на любое из знаменитых полотен Караваджо, и вас поразит, как изображено пространство, в котором происходит действие. Темный фон и густые тени акцентируют внимание на освещенных фигурах, создавая такое ощущение динамики, что кажется, будто персонажи вот-вот сойдут с полотна и двинутся к нам.

Эффект светотени, открытый Караваджо, и сегодня изумляет новизной не меньше, чем четыреста лет назад, когда художник использовал его в первый раз. Вы уловите приметы его наследия в фильмах Орсона Уэллса и Альфреда Хичкока, в фотографиях Мана Рэя и Энни Лейбовиц. Караваджо можно назвать первым в мире фотографом.

Реализованная идея. Караваджо достиг финальной стадии творческого процесса, которая со стороны кажется самой простой, но на самом деле – одна из труднейших. Все свои знания, находки, опыты и пробы художник должен воплотить в конкретное произведение, способное выдержать проверку временем. С такой задачей в одиночку не справиться. Караваджо понадобился партнер.

Завершающая стадия творческого процесса – одна из труднейших. Все, что узнал, нашел, придумал и попробовал, художник должен воплотить в конкретное произведение.

У Марины был Улай, у Гилберта – Джордж. У Караваджо не было никого. Но в отличие от Пикассо и Брака, которые много позже стояли у истоков кубизма, ему для развития и воплощения своих творческих замыслов не требовался другой художник. Он не нуждался в творческом сотрудничестве. Он нуждался в покровителе – то есть в деньгах.

Таким покровителем стал для него кардинал Франческо Мария дель Монте – аристократ с обширными связями в высших слоях общества, поклонник искусств и владелец роскошного палаццо в Риме. Высокое положение в церковной иерархии и дружба с папой римским не помешали кардиналу проникнуться симпатией к грубоватому Караваджо и заинтересоваться его хитроумными новациями. Как ни странно, кардинала ничуть не смущал радикальный реализм художника.

Более того, он, судя по всему, спокойно воспринял абсолютно нетрадиционную трактовку образа Иисуса на картине Караваджо «Ужин в Эммаусе» (1601). Христос изображен без бороды и выглядит как обыкновенный человек, попавший в поле зрения художника одновременно с блюдом с фруктами.

Караваджо. «Ужин в Эммаусе», 1601

Подобно Марине Абрамович, Караваджо было мало просто представить свою работу зрителю; он стремился создать у нас ощущение вовлеченности в запечатленное на полотне событие, включить нас в список его действующих лиц. Встаньте перед одним из великих полотен Караваджо, таких как «Саломея с головой Иоанна Крестителя» (1607), и вы почувствуете себя участником происходящего. Кому Саломея протягивает блюдо, на котором лежит голова Иоанна? Да ведь она протягивает его вам!

Караваджо. «Саломея с головой Иоанна Крестителя», 1607

Следующие четырнадцать лет жизни Караваджо потратил на воплощение своей главной идеи: добиться того, чтобы картина производила на зрителя неизменно сильное впечатление. Шли века, менялись границы стран, возникали новые направления в искусстве, но творческое наследие художника по-прежнему не утратило ценности. Кинорежиссер Мартин Скорсезе признается, что сцены в баре в фильме «Злые улицы» (1973) навеяны полотнами Караваджо. Нет сомнения, что открытый в эпоху барокко эффект кьяроскуро вдохновил и английского дизайнера одежды Александра Маккуина. И тот и другой прониклись гениальностью итальянского мастера потому, что сами были не менее любопытны, чем Караваджо, Марина, Гилберт и Джордж.

[7] Екк.; 1: 9.

В этой главе мы поговорим о том, как рождаются свежие идеи и как заставить свой мозг вести их поиск. Помните: оригинальные идеи не появляются на свет из воздуха. Да, счастливые озарения случаются, но они посещают только тех, кто сумел настроить свое подсознание на творческую волну.

Чтобы стать генератором идей, нужно обладать особым типом мышления.

Озарения случаются, когда мы напрягаем свой мозг, пытаясь найти неочевидную связь между двумя теми или иными понятиями, на первый взгляд ничем между собой не связанными. Это явление описал в том числе американский психиатр Альберт Ротенберг, посвятивший себя изучению психологии творчества. Он беседовал со многими крупными учеными и писателями, знакомился с их научными трудами и литературными произведениями и обнаружил особый тип когнитивного поведения, свойственный творческому человеку в тот момент, когда у него возникает новая идея. Ротенберг назвал этот тип мышления «янусовым». «В ходе креативного мыслительного процесса, – поясняет Ротенберг, – в одном и том же пространстве одновременно возникают две или несколько отдельных сущностей, сосуществование которых способно породить новые сущности». В подтверждение своей теории он приводит результаты исследования, в основу которого лег анализ поэтической метафоры: «The road was a rocket of sunlight» («Дорога была ракетой солнечного света»).

Ротенберг просил участников эксперимента объяснить, что именно, по их мнению, навеяло поэту этот образ. Большинство предположили, что он родился из реальных наблюдений. Один сказал, что поэт, наверное, смотрел на дорогу, когда на нее упал яркий солнечный луч, который он сравнил с ракетой. Другой подумал, что поэт ехал солнечным днем в машине, и ему (или ей) почудилось, что он (или она) летит в ракете. Оба ошиблись.