Нина Нефедова - Дневник матери

Иногда любящая мать, желая побаловать ребёнка, даёт ему в школу на завтрак сумму, значительно превышающую стоимость завтрака. Такой «счастливчик» на глазах у остальных, более скромно наделённых ребят, хозяином подходит к школьному буфету, покупает пирожное, дорогие конфеты и прочие сладости, и все это с хвастливым видом уничтожает на глазах товарищей. Его деморализующее влияние на остальных детей очевидно. Я знаю случай, когда дочка швырнула матери (уборщице той же школы) в лицо деньги:

– Не нужен мне ваш нищенский завтрак!

Невольно вспоминаются мне завтраки в нашей сельской школе, где я училась. На большой перемене мы рассаживались вдоль длинного, во весь коридор, стола, и кухарка (она же сторожиха, она же уборщица школы) наливала нам по чашке картофельной похлёбки, горячей, ароматной, приправленной луком и мукой, поджаренными в конопляном масле. Кажется, ничего вкуснее этой похлёбки не было на свете!

Конечно, в сельской школе, где всех учащихся-то была сотня – полторы, легче было организовать горячие завтраки. Но и в городской школе я бы ввела единый для всех детей завтрак. Пусть это будет булочка и стакан простокваши. Совершенно незачем превращать школьный буфет в «торговую точку».

По возможности я избегаю давать своим «малышам» – Оле и Вале – деньги. Не давала я их и старшим девочкам, когда те учились в младших классах. Я предпочитала давать им с собой хороший кусок чёрного хлеба, намазанный маслом или повидлом, иногда котлету, разрезанную пополам и проложенную между ломтями хлеба.

И вдруг девочки стали отказываться от такого завтрака! Я настаивала, они упорствовали, дело доходило до слёз. Наконец они признались. Оказывается, в классе смеялись над ними:

– У-у-у! Чёрный хлеб ест!

Я не сразу поверила этому, зная, что дети достаточно чутки. Как выяснилось из разговора с учительницей, дети и в самом деле не думали придавать обидный оттенок своим насмешкам, просто им странным казалось есть чёрный хлеб, когда можно было купить белый. Чёрный хлеб, как и в большинстве южных городов, не был в почёте, ему предпочитали «калач». Для нас же, северян, русские щи без чёрного хлеба были уже не щи. И дети привыкли к нему и, если бы не насмешки товарищей по школе, им бы и в голову не пришло отказываться.

Я решила не упускать этого случая и поговорить с девочками серьёзно. Рассказала о том, как Ивану Николаевичу, когда он был маленьким, надо было обе жать полсела, прося христа ради, прежде чем пойти в школу.

– А вы идёте в школу после сытного завтрака. И стыдиться того куска хлеба, который вам в состоянии дать отец, по меньшей мере некрасиво!

Девочки слушали, опустив головы. Больше вопрос о завтраке не поднимался.

Всё же иногда, скрепя сердце, я давала детям в школу деньги, но всегда очень немного, ровно столько, сколько им было нужно, чтобы купить булочку и стакан молока. Однажды Лида заявила мне, когда я дала ей на булочку:

– А Мире мама дала в пять раз больше…

– Ну что ж, – невозмутимо ответила я, – Мира одна, а вас пятеро…

Мой довод вполне убедил Лиду, но тлетворное влияние денег всё же не миновало её. Однажды утром я обнаружила исчезновение из буфета нескольких рублей. Я спросила о них Лиду. Она, не моргнув глазом, ответила:

– Да что ты, мама, я их и не видела совсем!

Но по тому, как она тут же перевела разговор на другое, я поняла, что это не так. Несколько поколебавшись, ибо в воспитании нет ничего непростительнее незаслуженного обвинения, я велела Лиде принести свой портфель с книгами и поискать в нём пропажу. Лида, притихшая, беспрекословно повиновалась. Деньги оказались в портфеле.

Возмущённая поступком Лиды, а главным образом её ложью («да что ты, мама, я их и не видела совсем!»), я с горечью сказала:

– Не ждала я от тебя этого, Лида. Папу твой поступок страшно огорчит. Я просто даже не знаю, как я скажу ему об этом…

– Мамочка, милая, дорогая, не надо говорить папе! – заплакала Лида. – Я сама не знаю, как это получилось.

Я совсем не хотела их брать. Мамочка, прошу тебя, не говори папе!

Крупные слёзы катились по её лицу.

– Хорошо. Пока я ничего не скажу папе. Мне больно огорчать его. Но в школе я должна рассказать о тебе. Ты пионерка, и пусть на сборе отряда разберут твой проступок.

Лида в отчаянии зарыдала.

– Мамочка, я не смогу тогда пойти в школу! Вот увидишь, не смогу, не смогу! – твердила она в каком-то исступлении.

Я поняла, что дело может зайти дальше, чем я того хотела бы, и сказала:

– Хорошо. И в школу на этот раз я не пойду. Я верю, что деньги ты взяла, не подумав, что искренне жалеешь об этом, и я надеюсь, что больше этой ошибки ты не повторишь…

– Мамочка! Честное-пречестное слово, я никогда больше не сделаю так. Ты веришь мне?

Лида сдержала слово. Больше того, в ней появилась болезненная щепетильность в отношении денег.

Но однажды у меня снова пропали деньги. Были они оставлены в шкафу для покупки теста. В воскресенье я обычно баловала детей пирожками со всевозможной начинкой.

У меня не было оснований подозревать кого-либо из детей, тем более Лиду. Но сам факт пропажи денег был настолько тревожен, что его нельзя было обойти молчанием. Я прежде всего объявила детям, что никаких пирожков не будет.

– Как должно быть стыдно тому из вас, кто всю семью лишил вкусного завтрака…

– Мама! Неужели ты думаешь на меня?! – спросила Лида.

– Я ничего не думаю, – уклончиво ответила я. – Но мне больно, что в семье, где все должны относиться друг к другу с доверием, кто-то не достоин этого доверия…

– Мама! Ну почему ты не веришь мне?! – ясные, открытые глаза Лиды смотрели на меня. В них было отчаяние.

Через три дня деньги нашлись. Они оказались в кармане Валиной курточки. Я стала стирать её, и вдруг из кармана полезли какие-то клочья… Что такое? Ба! Да это та самая трёшница, которая таинственно исчезла, но на что она стала похожа?!

Точно гора с плеч свалилась. Все дни мучил вопрос: «Кто же взял?»

Когда я сказала ребятам, что деньги нашлись, Лида разрыдалась.

– Мама! Это было ужасно… Мне всё казалось, что ты меня подозреваешь…

Счастливые от того, что все так хорошо кончилось, мы принялись тормошить, целовать Валю – виновника злополучной истории. Уж его-то, трёхлетнего малыша, никак нельзя было заподозрить в умышленном присвоении денег. Он слышал, конечно, разговоры об исчезновении их, но не подозревал, что речь идёт о той самой картинке, которую взял из буфета и, положив в карман, тут же забыл о ней. Только увидев в руках у меня мокрую бумажку, собрался было зареветь из-за испорченной «картинки». Но Лида, сияя глазами, потащила его в детскую и щедро наделила конфетами, полученными в подарок на школьной ёлке.

Пословица говорит: «Не вводи вора в грех»… Но я не мыслю семьи, где бы действительно надо было все прятать от детей, закрывать на замок. Ведь есть и другая пословица: «От домашнего вора не убережёшься». Рано или поздно он улучит момент и украдёт…