Диана Королькова - Мои 90-е. Истории о пережитом

В своём обращении Ельцин призвал не подчиняться Указам ГКЧП и объявить Всероссийскую забастовку. Свердловск поддержал Ельцина. Возле здания горсовета был разбит лагерь его сторонников.

На работе начальник собрал общее собрание, рассказал о сложившейся ситуации в стране, хотя полной и достоверной информации не было.

В стране были закрыты многие телепрограммы и выпуски большинства газет. После заявления путчистов по Центральному телевидению непрерывно транслировали балет «Лебединое озеро», который ещё долго после этого ассоциировался с путчем.

Слушали радиостанцию «Эхо Москвы» – единственную, которая передавала новости о событиях в Москве.

Не скажу, что было страшно. Было тревожно. В городском транспорте не было суеты и давки. Люди вполголоса обсуждали последние новости.

Рабочее утро 20 августа началось с общего собрания. Те, кто всю ночь просидели возле приёмников, рассказывали о последних событиях. Начальник наш был демократ, открыто поддерживал Ельцина.

В этот день путчисты приняли решение о захвате Белого Дома. Демонстранты противостояли продвижению техники, трое из них погибли.

В Москве танки и баррикады, штурм Белого дома, первый президент СССР в Форосе – это было уже серьёзно. В Свердловске многие крупные предприятия объявили забастовку.

Напряжение нарастало. Оно чувствовалось повсюду: на улице, в магазинах, в транспорте. Многие боялись открыто высказывать своё мнение о происходящем. Говорили полушёпотом.

21 августа в Свердловске на площади 1905 года состоялся грандиозный митинг в поддержку Ельцина. Хотя это был рабочий день, площадь была переполнена. Мы также всем коллективом пошли на этот митинг.

Пафосных речей на митинге не было. Всем было ясно, почему они здесь находятся. Ораторы выступали с грузовика. Было много лозунгов: «Нет ГКЧП», «Мы за Ельцина».

Митинги в поддержку Ельцина прошли также в Нижнем Тагиле, Первоуральске.

Вечером на чрезвычайной сессии Верховного Совета ГКЧП был осужден и распущен. Войска из Москвы вывели, путчистов арестовали.

Так завершился путч, или несостоявшийся переворот, длившийся 3 дня.

После этих событий в стране началась перестройка и все «прелести» 90-х.

Пишу стихи, небольшие рассказы-зарисовки, сказки, сценарии. Автор трёх сборников стихов и рассказов, а также проекта просветительских интерактивных шоу-лекций об искусстве. Мне интересно наблюдать время сегодняшнее, изучать прошлое, которое хранится в воспоминаниях. Продолжаю исследовать историю своего рода и пишу об этом.

Август. 1991 год. Мы с моей семилетней дочерью прибываем в нетерпеливом ожидании поездки в Таджикистан. Нас ждёт встреча с Таджикским морем, о котором мы никогда до этого не слышали. Да что там! Мы и на море-то никогда до этого не были. Летим самолётом до Худжанда, где нас должны встретить и довезти до места.

Дочь моя в детстве была непоседливым и активным ребёнком. Когда приземлились в аэропорту, соседка по креслу сказала: «Я Вам очень сочувствую!»

Нас встречали, и уже на машине повезли в дом отдыха. На самом деле Таджикское море – это Кайраккумское водохранилище на реке Сырдарье. Но мы, не избалованные ежегодным отдыхом на морях, считали его настоящим морем. Добрались до места уже к вечеру. Дом отдыха оказался вовсе не домом, а маленькими дощатыми домиками, раскинувшимися на высоком берегу среди плодовых деревьев, и с общей столовой для всех.

Пока я оформлялась, непоседа-дочь крутилась рядом, а потом вдруг исчезла. Ни в помещении, ни на улице её не было… Начало темнеть. Меня охватила паника. Кругом заросли деревьев, рядом крутой берег! Ко мне присоединились еще несколько отдыхающих, мы бегали по дорожкам, выкрикивая дочь по имени. Я была в полном отчаянии, когда вдруг из-за поворота тропинки показалась моя девочка:

– Где ты была?!

Дочь спокойно ответила: «Осматривала окрестности». Вот так начался наш отдых.

Каким был Худжанд в то время? Несколько раз удалось выехать в город (мы от него находились на отдалении). Что-то такое напряжённое уже ощущалось. Семьи русских военных начинали покидать обжитые места. Не потому, что им не нравилось само место, а потому что изменилось отношение к русским. Становилось неспокойно.

В один из дней, когда мы пришли на ужин в столовую, услышали: «В Москве – ПУТЧ! В Москве – танки на площади!». Было чувство страха и растерянности. Оказаться в такой момент далеко от дома с ребёнком! Всё было непонятно… Все четыре дня, что длился путч, отдыхающие собирались в столовой и слушали, и смотрели по телевизору новости. Из всех средств связи был единственный телевизор в столовой. Он нас всех и объединил. Мы горячо обсуждали случившееся. Нас волновал один вопрос – сможем ли мы уехать?

Ко мне в домик подселили девушку из Москвы. Она успела захватить начало путча и видела собственными глазами митинги и танки в городе. Говорила о происходящем очень эмоционально. Эти новости от очевидца ещё больше нас взволновали, было состояние оцепенения от услышанного и страх за будущее.

Такими событиями начиналось последнее десятилетие XX века. И как сложно и непросто оно начиналось, так и каждый год этого десятилетия был сложным и непростым для людей и для страны.

К середине 90-годов всё больше и больше беспризорных детей можно было встретить на улицах Екатеринбурга. Много их кучковалось в районе Южного автовокзала. Похоже, они каким-то образом добирались из областных городков. Но хватало и своих городских. Район Ботанический, куда мы заехали в конце 1992 года, ещё только отстраивался и располагался рядом с рабочим старым районом Вторчермет. Здесь жил в основном пролетариат. Понятно, с криминалом было всё в порядке. То есть он был.

Обнищавший простой народ спивался, семьи рушились, а дети никому не были нужны. К тому же махровым цветом расцвела наркомания и токсикомания. Стайки оборванных чумазых ребятишек с очумелыми глазами носились, сжимая в руках прозрачные полиэтиленовые пакеты, в которых просвечивала грязно-жёлтая жидкость. Это был клей «Момент». Они на ходу открывали пакет и, засунув голову, вдыхали. Смотреть на это было невозможно. Душа плакала от жалости.

К этому времени я устроилась на работу в аптеку провизором. Каждое утро, проводив сына в садик, а дочь в школу, я бежала на остановку трамвая. Зима. Мороз. Топчусь в ожидании трамвая, а рядом на остановке киоск круглосуточный.

Холодно. Зайти погреться? Заглянула за оконное стекло. Тусклая лампочка освещала маленькое убогое пространство. Но что это? На каменном полу, на куске от картонной коробки съежившись, лежал ребёнок в лёгкой одежде. По виду мальчик. У меня всё внутри оборвалось от жалости. Сколько времени он провёл тут? Живой ли? Первое желание – укутать, одеть ребёнка, но домой за одеждой далековато, опоздаю на работу. Подошёл трамвай. С тяжёлым сердцем ехала на работу и весь день думала об этом ребёнке.