Елена Лукина - Астероид L974

Наша семья жила в Больничном городке в доме на две семьи. Почему так называлась улица – комплекс больничных зданий, а рядом дома для сотрудников и семей этих сотрудников.

О соседях у меня остались теплые воспоминания .

Георгий Семенович, врач, хирург и отец моего друга детства Андрея и его сестры Оли, тетя Люда, зубной врач. Мы сообща мастерили на заднем дворе шалаш, забирались и по вечерам рассказывали истории вымышленные и не очень, глядя на звездное небо. С Андреем закапывали в огороде банки с грибами и ягодами, чтобы зимой раскопать и кормить зверей. А как мы все вместе с родителями и детьми врачей играли в футбол вечером на лесной поляне или пекли картошку. Все жили очень дружно. Детей моих ровесников плюс или минус было очень много, и смех был повсюду. Не могу не вспомнить историю, как мы с моей подругой Таней Шварц нашли банку и старались ее открыть – посмотреть ее содержимое – и разбили ее, в ней была кислота, и как бежали к ее маме, врачу-педиатру, с криками, прося тетю Нину о помощи, видя свои тела в крови, конечно, остались небольшие шрамы, но остался и опыт. Как вместе пили весной березовый сок и бегали в сентябре после школы за грибами, катались зимой на льду, ходили по очереди всей ватагой в гости, уплетая все, что росло на грядках и было в закромах дома. Помню и музыкальные инструменты, такие, как домбра у моей другой подруги Алуаши, что с казахского можно перевести как «восточная сладость». Было смешно, и попадало, конечно, от родителей, но я этого не помню.

Пили березовый сок и бегали за грибами.

Очень важное осознание пришло ко мне по окончании института, что если я и приеду, то не найду улыбчивых глаз моих соседей-друзей и их родителей. Все поспешили разъехаться в годы перестройки. Кто в казачью станицу, а кто и вовсе в Германию. Я приезжала в Казахстан раза два по восстановлению документов. Воздух все так же удивительно пах травами и молоком. Все изменилось, и только тетя Тоня Садчикова все так же радушно встретила меня, почти все, как и прежде, мы стали взрослее, а наши родители и их друзья старше. Я отказывалась верить этим переменам и своим глазам.

Пронзительные серые глаза были у моего отца, Лукина Геннадия Петровича, сколько себя помню.

Взгляд мог быть обращен к человеку или же направлен «в себя», отец словно погружался в мир айсбергов, в хмурую и дождливую непогоду.

Этот взгляд и способность ранить словом были всегда присущи моему отцу .

Я благодарна ему за то, что, понимая, каким бы я стала врачом, он разрешил мне пройти свой жизненный путь.

Отец был «на своем месте». Бодр и резок в суждениях, профессия врача-рентгенолога и должность главврача наложили отпечаток на его образ жизни и мысли. Блестяще окончив Челябинский медицинский институт, он уезжает с моей мамой и сестрой в «глушь». Работает судмедэкспертом, рентгенологом и заведует Туберкулезным санаторием.

Заведует как главврач недолго: порядочность, краткость и категоричностьв суждениях, думаю, не позволяли в данной структуре обходить краеугольные камни. Я долго не принимала его манеру общаться, обсуждать все происходящее в жизни, но, к счастью, оказалась неправа, думая о нем, как и о других врачах, сухих и циничных людях.

Каждый день встречаясь с болью других людей и неся ответственность за поставленный диагноз, он не приносил эту боль в дом, нашу семью. Я видела, как он замыкался в себе и много, очень много курил «Беломорканал» и думал.

Ребенок войны, рожденный в 41 году, вставший на ноги в пять лет, борющийся всю свою жизнь с полиартритом, он знает цену жизни и что есть боль.

Это его, я так думаю, и направило на освоение этой профессии.

В свои 43 года, когда отцу показалось, что жизнь вошла в свою обычную колею, он поступает в Московский институт им. Патриса Лумумбы и оканчивает отделение иностранных языков. Его фразы на латыни или на французскомостаются воспоминаниями о моем детстве, но одним из самых любимых и запомнившихся мне его занятий было чтение.

Ежедневно папа читал, обсуждая свои открытия в классической литературе и привлекая нас в свои дебаты.

Мама в ответ улыбалась красиво своей белоснежной улыбкой, а нам с сестрой не по силам было сие занятие.

Библиотека в нашем доме была обширной.

Надо упомянуть, что в те годы, в Советском Союзе, книги были большой редкостью, их появления с нетерпением ждали и обменивались ими. Сейчас все это вытесняет многоликий интернет-ресурс. Я буду надеяться, что моя книга будет интересна читающим людям. Я, только взяв в руки «живую» книгу и перелистывая шуршащие страницы, могу ощутить всю гамму написанных букв, собирающихся в слова, фразы и мысли, чувства пишущего. Помню, как я еще маленькая стучала своим кулачком в дверь комнаты отца.

Зная, что он читает, приносила ему апельсины или яблоки и осторожно ставила эту тарелку на тумбу рядом с ним.

Каждое воскресное зимнее утро отец ставил всю семью на лыжи. Мы жили практически рядом с лесом, а в сказке написали бы «на лесной опушке» – да так и было.У каждого из нас были свои лыжи. Любимым занятием моего отца было приводить в порядок лыжи и обувь всех домашних. Самое яркое воспоминание, живущее в моем сердце, это пикник на поляне: папа берет меня на руки маленькую, думаю, мне года три, поднимает над собой на вытянутых руках, мы смеемся. Так было далеко не всегда. У папы хватало терпения относительно меня. Вернувшись как-то из поездки в Питер в классе седьмом с отстриженными впервые волосами до плеч, он встретил меня холодным взглядом и ушел спать в свою комнату.

Как-то мой отец сказал мне: «Лена, у тебя не голова, а „Дом советов“, но иногда все парламентеры уходят».

Думаю, так и есть. Отрицать было бы бессмысленно.

Я часто была непослушным ребенком, жизнь кипела и бурлила во мне, что радовало деда и огорчало моего отца. Папа поддерживал мое поступление в институт, купив мне книгу по вузам нашей страны, и после моего прочтения и заметок на полях внес свои коррективы. Конечно, он мечтал о врачебном поприще для меня, было много разговоров в доме, и все его обоснования и логические размышления дробились моими чувствами и переживаниями. Понимаю сейчас его как никогда лучше, когда у моей старшей дочери «отлично» по биологии и химии, но она так же отказывается рассмотреть для себя эту специальность.

С папой в моей жизни наступали периоды полного отрицания и противодействия. Мы могли не общаться год или полгода, но это не убавляло понимания важности его как отца в моем мире.