Гавриил Кротов - Мы будем вместе. Письма с той войны

Но прошу одно: пусть тебя не оскорбляет этот материнский эгоизм. Будет время: ты не убежишь, а вернёшься радостной, тогда сердце матери оттает. Ведь мы знаем друг друга больше.

Ты удивляешься, как это получилось. Детка, да ведь когда я преодолевал препятствия разлуки, я знал, что сила моих чувств передаётся тебе. Ничего удивительного нет, что твоё сердце согрелось около моего огня больше, чем около яркого света твоих товарищей.

По-моему, волноваться нечего. Разлука – лучший экзамен любви. И, если на нём мы провалимся, это будет легче, чем поспешно построенная жизнь, которая может раздавить или покалечить её обитателей.

Прости, что я пишу тебе так спокойно. Это письмо мне далось не даром, но я должен уметь спокойно говорить о беспокоящих меня вопросах.

Теперь мне хочется поговорить не с робкой девушкой, ошеломлённой ударом жизни, а с другом, работником, учителем.

Как я рад, что ты понимаешь, что твои знания в Москве – «предмет ширпотреба», тогда как в другом месте это насущный хлеб для детей культурно голодных, знающих свою отсталость, стремящихся к свету. Вспомни интеллигентов 50-х – 60-х годов, которые бросали карьеру (оклад, квартиру, положение) и шли «сеять разумное, доброе, вечное» в свою Вахлатчину 24 24 См. Н. А. Некрасов «Кому на Руси жить хорошо»: «Минув деревню бедную, Безграмотной губернии, Старо-Вахлацкой волости, Большие Вахлаки, пришли на Волгу странники…». . Муся, разве ты не чувствуешь свою силу?

Но я не против Москвы. Только в ней я жить не буду. Километров 50—100 – и там я буду не просто выполнять, а трудиться. Муся, дай мне свою руку в этом труде, и мы пройдём небесполезную дорогу (хотя и нелёгкую).

Ну и разболтался, да ещё и на три гласа. Не сердись. Чувствуй себя бодрей. Мудрец сказал: «Если твоя правда настоящая, то час её прихода недалёк». Аминь!

Чтоб не нервировать семью, разреши писать или на школу, или до востребования. Мне всё же не хочется доставлять лишних мучений твоей маме.

Жду писем, таких, как это, я вижу его откровенность, и это радует меня. Твой Ганя

14.4.44. (опять 4 четвёрки) помнишь 4.4.44. – твоё решение. Это я считаю нашим днём.

Снова и снова перечитываю письмо. Я рад, что моя Ласточка любит меня до такой степени, что даже открыла это родным. Нет, это уже не ласточка, а орлица, способная защищать свою судьбу.

Неприятно, что близкие против меня.

Моя милая Муся, меньше анализируй события и не задавай вопросы: «За что?». Разве любят за то, что вкладывается в табель? Да, ты права, я достаточно плох, чтоб не обязательно возбуждать симпатию окружающих. Но тебе я отдал не показную сторону, а лучшие чувства. Отдал доверчиво и беспредельно. Отныне ты хозяйка моей души, а мне остаётся только управлять судьбой.

Как я рад твоим откровенным письмам! Это лучший залог взаимного доверия. Пусть правда не всегда приятна, но не от нас ли зависит жизнь?

Быть может, это письмо, как и многие другие, будет уничтожено, но мои мысли адресованы тебе, и пусть они доходят до тебя, минуя систему Наркомсвязи.

Ты пишешь о том, чтобы я не менял характера. Было время, когда желание и сомнения расшатали характер, а сейчас этого нет. Я чувствую себя спокойным. Добиваться чего-либо против своей совести не намерен, но у меня есть достаточно возможностей добиться. Муся, посылаю тебе справку как память: для одного ордена не поставлен номер, так как приказ есть, а получить до сих пор не могу. Если погибну – сохрани как память.

Твой нелепый Ганя

Тяжело без писем. Перечитываю старые, но иногда их трудно бывает читать, особенно твоё «добавление к письму». Мне невольно вспоминается случай из моей жизни. Если не хочешь слушать печальных «сказок» – брось письмо.

Мне было 26 лет. Я имел положение, которое принято называть «блестящим». Это обстоятельство открывало передо мною двери порядочных семейств. Я решил жениться на М. Она любила меня за весёлый характер, умение работать и какие-то другие качества. Я видел в ней неплохого товарища. Мамаша была недовольна её выбором, но её ошеломил мой приступ, она не посмела сказать «нет», ссылаясь на дочь. А дочь сказала «да».

Прошёл год. Родился Боря – моя мечта. Но надо мной сгустились тучи. Муж сестры М. – второй секретарь райкома – посоветовал ей развестись со мной. Мать настаивала на этом. Она не могла бросить меня (нашла во мне что-то хорошее). Тогда началась травля: вечные споры, упрёки о загубленной девичьей чести и её молодой жизни. Пришлось закрыть двери перед родственниками, но от матери она не могла отказаться (ухаживание за ребёнком). По какой-то роковой ошибке в моей привычной рюмке вина оказалась примесь яда. В бесчувственном состоянии я был отправлен в больницу. Жене запрещено было туда являться. Из больницы я уехал на попутной М-1 25 25 ГАЗ М-1, «эмка» – советский легковой автомобиль. и явился домой в больничном халате. Встреча была не из радостных.

Наконец, мне посоветовали переехать на родину жены (Жмеринка). Я сдал вещи, купил билет и ждал поезда. Подъехала машина районного прокурора. Меня арестовали. На вопрос жены «Что делать?» мать ответила, что они едут домой и будут ждать решения вопроса. Но, доехав до Ташкента, М. категорически заявила, что до моего освобождения она никуда не поедет. Через 17 дней меня освободили.

Когда мы приехали на Украину, начался чёрный период моей жизни: безработица, отсутствие надежд, голод и болезнь сына. Всё это проходило на фоне упрёков и сцен. Мать, имевшая доходы, себе и дочери готовила отдельно. Я в это время находил дела и исчезал из дома. Наконец, я съездил в Среднюю Азию и добился гражданской реабилитации. Это дало мне возможность работать в начальной школе.

Вскоре Областной методический кабинет, ОблОно и Наркомпрос обратили внимание на мою работу. Я поднялся на ноги. Мой авторитет перед матерью был восстановлен. Мне был предложен дом и извинения, и даже… о человеческая милость! – дом был переведён на моё имя. Я поспешил уехать.

Правда, М. часто ставила мне на вид её верность, я ценил это, и жизнь была безоблачной. Даже мать приезжала гостить на 3—4 месяца и восхищаться моим гением.

Но после этого я перестал верить порядочным людям.

Вот и сейчас я боюсь, что моя Ласточка не сможет противостоять буре, её крылышки отмокнут в слезах родителей, и гроза прибьёт её к земле. Хорошо, если это случится раньше, чем я сумею явиться с сердцем, переполненным надеждами.

Прости, но это не аналогия, а эпизод из жизни. Вот почему мне чертовски жаль, что судьба, побаловав меня, теперь поставила такую серьёзную преграду.