И Гамаюнов - Легко ли быть папой

Кузя увидел ее грустное лицо и влетел в ванную, стал ей помогать Ксенино платье стирать. Крыльями помогает -не получается. Лапками -тоже неудобно. Стал клювом помогать. А клюв кривой и острый, только платье порвал. Мама еще больше расстроилась. Бросила все, села вот в это кресло, слезы по щекам текут. А Кузя у нее на плече топчется, что-то в ухо цвиркает, успокоить хочет.

Молчу. Ксенька тоже молчит. Потом признается:

- Мне даже плакать захотелось.

Я все еще молчу.

- Давай маме поможем, - предлагает она.

- Мы идем к маме, которая немедленно вручает нам по тряпке и отправляет вытирать пыль. "А если бы Кузя вытирал пыль, - продолжает фантазировать Ксенька, - у него бы опять не получилось, да? Мама еще хуже расстроилась бы. А мы все вытрем хорошо, и мама будет веселая... Правда?"

Нет, она отнюдь не бессердечная... Помню, в то время, когда еще не выговаривала букву "р" по утрам, бывало, ленилась сразу вставать. Обычно же она всегда провожала меня до коридорной двери. Как-то говорю ей: "Вот не проводишь, я буду на работе весь день грустить". Быстро умылась, проводилаВечером, услышав, как щелкнул дверной замок, выбежала в коридор, ухватилась за рукав пиджака, спрашивает, пропуская трудную букву "р": "Ты не густил?" Надо же, весь день - а для нее это вечность - помнила!

Но почему же сейчас, вначале нашего разговора о маме, не могла сама понять, что маму нужно пожалеть, что ей нужно помогать? Видимо, привыкла: большие жалеют маленьких, помогают им, а не наоборот. Однажды читали сказку о том, как маленькая мышь помогла большому льву выбраться из ловушки: перегрызла сеть. Ксеньку история со львом и мышью поразила-несколько дней подряд вспоминала. Для нее это не норма, а исключение... Вот что мы упустили: мы должны были сделать нормой ту, доступную ей, помощь, которую она могла оказывать нам, взрослым.

А мы... Даже поливку цветов, бывает, не доверяем: бабушка илм мама норовят сами. Мол-де воду по комнате расплещет - лишние хлопоты.

Да, разумеется, мы должны опекать ее, заботиться о ней, даже жертвовать чем-то ради нее. Только иногда, я думаю, эта жертвенность - ей во вред. Не раз было: приходит Максим Петрович с работы усталый, ему бы отдохнуть, но зовет Ксенька. И дед идет играть. Потому что уже взял за правило откликаться на первый же ее зов... Мы тем самым лишаем ее возможности нам, взрослым, посочувствовать. Потом удивляемся: почему не может сразу, самостоятельно понять, когда взрослому трудно?!

Конечно, легче научить ее сочувствию в заботе о маленьком, зависимом от нее существе... Поэтому и купили попугая...

Помню, когда были в зоомагазине, она сама увидела его в вольере золотистая голова, голубая переносица, изумруднозеленое оперенье с черной полосой на концах крыльев. Первое время она подолгу сидела у его клетки, наблюдала: вот он возится кривым клювом у себя под крылом, роняя красивые перья. Вот хватает овес, вышелушивает сладкую сердцевину, сорит. А когда летит через всю комнату - со свистом, упруго трепеща крыльями, Ксенька испуганно и счастливо жмурится, втягивая голову в плечи.

Однако очень скоро она охладела к нему: слишком скудным было общение. Приходилось напоминать: "Ксеня, ты не забыла дать Кузе корм? А воды напила? А газетку сменила?" Как-то ей совсем в тягость стало это ухаживание. Предложила: "Мама, пусть Кузя будет твой!" Валя удивилась: "И тебе не жалко?"

"Нет". Но дня через два все-таки пожалела, увидев, как Кузя переступив с жердочки на мамин палец и, посидев на нем, порхнул ей на плечо. "Мама, пусть он опять будет мой!"

И тут я не разрешил... Конечно - шум, слезы: "Я его сама в магазине выбирала!" Посадил ее на диван, сказал: "Можно будет, только если насовсем!" "Почему?" "Потому что он живой, он привыкает к кому-то одному и ему грустно, если его передают то одному, то другому". Молчит, насупившись. Не нравится ей весь этот разговор. "Вот ты представь себе, продолжаю, - приходят к нам дядя Миша с тетей Таней и говорят про тебя: какая девочка хорошая, отдайте ее нам. И мы тебя отдаем. Тебе же будет грустно, правда? Так же и Кузе..."

Смотрит недоверчиво.

После разговора стала ухаживать за Кузей с особым старанием. Правда, длилось это всего с неделю, потом опять стало скучной обязанностью. Но разговор не забыла. Однажды читали книгу, и в паузе она вдруг спросила меня: "А вы с мамой меня не отдадите дяде Мише?" Значит, думала и, может быть, потихоньку побаивалась. И ухаживала за попугаем из наивной боязни оказаться в его положении.

С котом Васькой (гостил у нас в Березовке одно лето - знакомые дали) все складывалось иначе. Ксенька носила его на руках после купания -завернутого в старое одеяло, баюкала, любовно глядя на усатую мордочку. Стоически терпела, когда он расцарапывал ей в кровь руки. Без устали играла, дразня его бумажкой на нитке. Пыталась дрессировать и кормила с рук, подставляя ему ладонь ковшиком. От его усов руке было невыносимо щекотно, однако Ксенька и это переносила, прыская, но не отнимая руки.

Не переносила она только его временных исчезновений.

Приходила, заплаканная, жаловалась: "Васька убежал в кусты, за забор..." "Ты его, наверное, без конца на руки берешь?" "Не без конца, иногда отпускаю..." "Ну не плачь, он немножко погуляет один, соскучится и вернется". Когда Васька возвращался, она радостно вопила: "Вот он, уже соскучился!" Однажды прибежала, испуганная: "Мама, Ваську еще один кот побил, надо зеленкой лечить!" Действительно, Васька был крепко исцарапан, утробно мяукал и вырывался, когда мы его мазали зеленкой, Ксенька же приговаривала в это время: "Ой, больно ему, ну, не плачь, сейчас пройдет, я подую!" И дула изо всех сил.

Она чувствовала в этот момент его боль, как свою, это было очевидно. Он для нее, видимо, стал существом, с которым она легко отождествляла себя, гораздо легче, чем со взрослыми.

Интересно -почему? Не потому ли, что она на лестнице развития пока занимала ступеньку, которая была ближе к "братьям нашим меньшим", чем к взрослому человеку? А, может быть, и какие-то другие причины заставляют ребенка так тянуться к животным...

Об этом я задумался после разговора с Валей. Она наотрез отказалась в новой квартире заводить какую-либо другую живность: "Хватит с нас Кузи". "Не хватит, - настаивал я. - Ребенок вырастет эгоистом..." Максим Петрович, узнав о наших спорах, с сомнением покачал головой: "Не знаю, стоит ли. Валя у нас одна росла, тоже среди четверых взрослых, никаких ей собак и кошек не покупали. И хорошим человеком выросла".

Вера Ивановна поддержала его. Они оба с молчаливой, никогда не демонстрируемой брезгливостью относились к собакам и кошкам, живущим в городских квартирах...

Разговорился на эту тему у себя на работе. Мой скептически настроенный приятель заметил, что любовь к животным, как установлено опытом, отнюдь не всегда способствует воспи танию любви к человеку и человечеству. "Вот что мы любим несомненно, -добавил он язвительно, -так это простейшие формулы: раз жесток с животными, значит, жесток и слюдьмк.