Александр Филатов - Маршрут в прошлое - 2. (Будни НИИ Хронотроники.)

Уважаемый Читатель!

Прежде чем предложить Вашему вниманию данную повесть, хотелось бы сделать несколько замечаний.

Во-первых, все события и персонажи являются плодом творческой фантазии автора и не имеют совершенно никакого отношения к ныне живущим или когда-то жившим лицам, а возможные совпадения имён или обстоятельств – случайность. Если какие-то имена, использованные автором в книге, совпадут с именами или фамилиями людей, действительно живущих (или живших когда-либо), то это - чистая случайность. С другой стороны, такие совпадения могут объясняться скудостью фантазии автора, который не сумел придумать такие фамилии и имена, которые бы не встречались в жизни. Одновременно автор должен предупредить читателя о том, что в целом ряде случаев он использовал в данной книге описание таких событий и случаев, которые действительно происходили в жизни и стали ему известны по рассказам других людей, сообщений прессы или собственного жизненного опыта. Однако подобные случаи и события автор связывал не с реальными, а с никогда не существовавшими людьми, вымышленными им.

Кроме того, необходимо предупредить читателя, что автор умышленно (в целях придания видимости правдоподобия своим фантазиям) наделяет некоторых действующих лиц своей повести именами (фамилиями) реальных общественных и политических деятелей. Однако при этом приписывает этим действующим лицам такие свойства характера и образа мышления, которые не имеют ничего общего с действительностью. Для чего автор это делает? Ну, всё же, эта книжка, как и первая часть задуманной мною трилогии "Маршрут в прошлое" - "Тайна академика Фёдорова" - относится к жанру псевдоисторической литературы или, как сейчас говорят, к жанру "альтернативной истории". Вот и приходилось измышлять события, которые не имеют никакого отношения к действительности, но якобы имели в ней место или могли бы его иметь.

Прибегая к такому приёму, автор никого не хотел обидеть либо как-то иначе задеть. Всё это - чистая фантастика, сказка! Автор прибегает к такому приёму ещё для того, чтобы показать, какие последствия (социальные и политические) могли бы наступить, обладай вымышленные им общественные и политические деятели теми отрицательными (либо, наоборот, положительными) чертами, которыми они в названных целях наделены. При этом, вне всякого сомнения, реальные деятели, чьи имена в фантастическом преломлении могли оказаться использованными в книге, безусловно являются в жизни людьми весьма достойными, имеющими соответствующие ум, моральные качества и вполне определённую патриотическую настроенность. Однако хочется верить, что названный приём заставит читателей задуматься над тем, насколько всё же велика роль личности (и её качеств!) в истории и как тяжела ответственность реальных общественных и политических деятелей.

Послышался осторожный стук в дверь. Потом она открылась, и в кабинет академика плавно вошёл Олялин.

– Вы меня приглашали, Алексей Витальевич?

– Да, Пётр Николаевич, жду вас, проходите! – ответил академик, директор НИИ хронотроники Фёдоров. Приподнявшись с мягкого вращающегося кресла, он протянул Олялину руку, едва заметно, по-доброму улыбнувшись вошедшему:

– Садитесь. Дело вот в чём: вы работаете у нас уже год… больше года. Так что, ваш испытательный срок окончен. Пора кое в чём определиться. Да, к тому же, настало время получить высший допуск… и всё с ним связанное…

Фёдоров помолчал, по лицу его пробежала лёгкая тень печали, сразу же исчезнув. Академик, подбирая слова, окинул взглядом свой не слишком просторный – 4 х 6 метров – кабинет. По левую руку академика в комнате имелось два окна, оформленных под старину – с переплётами и форточками, символично прикрытых поверх жалюзи какой-то почти прозрачной тканью. Противоположная стена представляла собой огромный книжный шкаф, заполненный книгами, лазерными дисками и, по-видимому, старинными магнитными носителями информации. Рабочий стол академика был огромен – около полутора метров в длину и чуть ли не метр в ширину. Между экранами двух компьютеров, расположенных по углам стола, лежали какие-то документы, бумаги, черновики, коробочки с оптическими дисками, несколько разноцветных карандашей и ручек. По правую руку академика, на маленькой тумбочке, располагался селектор, а за ним, за спиной академика виднелась массивная дверь „чудовища“ – так называли в институте огромный сейф. Никто из сотрудников НИИ не знал толком, что там находится – об этом можно было только догадываться…

Академик прервал уже слишком затянувшуюся паузу и продолжил:

– Дело в том, что есть ещё очень много вещей, о которых вы даже сейчас, после года работы в институте, вряд ли даже подозреваете… – академик снова умолк, но лишь на секунду:

– Но перед тем, как ознакомить вас со всем этим, нам придётся исполнить ещё одну, не очень приятную формальность. Впрочем, это – отнюдь не только и не столько формальность!

С этими словами Фёдоров вынул из ящика стола плотный, чуть голубоватый лист бумаги с „шапкой“ института и грифом „Совершенно секретно. Особой важности“ и передал документ Олялину:

– Вот, Пётр Николаевич, внимательно – ВНИМАТЕЛЬНО прочтите, распишитесь так, как там указано.

Олялин, приподнявшись с сиденья удобного стула, с некоторым недоумением принял из рук академика документ и приступил к чтению. Фёдоров тем временем достал из другого ящика стола штемпельную подушечку, гербовую печать и герметичный пластиковый пакет с освежающей салфеткой. Подушечку и салфетку он, привстав с кресла, положил перед Олялиным. Лицо того, по мере чтения документа, становилось всё более серьёзным, даже мрачным. Очевидно, некоторые места переданной ему Фёдоровым бумаги не только взволновали, но и потрясли Петра Николаевича, так что он несколько раз за время чтения, не удержавшись, бросал на академика возмущённые взгляды. Впрочем, чтение длилось недолго – много ли уместится текста на двух третях стандартного машинописного листа?

Окончив чтение, Олялин опустил левую руку с документом на стол и замер, уставившись явно невидящим взглядом куда-то мимо ближайшего к нему окна. Через минуту он, чуть качнув своей светло-русой головой, прочитал документ ещё раз. Потом, помедлив, расписался – обычной своей незамысловатой – округлой и чёткой росписью, затем фамилией, именем и отчеством. Раскрыв футляр со штемпельной подушечкой, он старательно, в предусмотренных местах оставил на документе отпечатки всех пальцев своей левой руки („Почему – левой?“ – мелькнула мысль) и передал документ Фёдорову.