Эми Чуа - Боевой гимн матери-тигрицы

— София, твои Ромео и Джульетта звучат совершенно одинаково. Какие инструменты исполняют их партии?

Я не поняла вопроса. “Э-э-э-э... фортепиано?” — подумала я про себя.

Профессор Янг продолжил: “София, этот балет был написан для целого оркестра. Будучи пианисткой, ты должна уметь воспроизводить звук любого инструмента. Так какой инструмент Джульетта, а какой — Ромео?”

Озадаченная, я перебрала несколько строк каждой темы.

— Может быть, Джульетта — это... флейта, а Ромео.... виолончель?

Выяснилось, что Джульетта была фаготом. Хотя насчёт Ромео я не ошиблась. В оригинальной партитуре Прокофьева его тема действительно исполнялась

виолончелью. Мне всегда было проще понять Ромео.

Не знаю почему, но это совершенно точно не имело отношения к жизни. Может, я просто переживала за него. Очевидно, он был обречён и так безнадёжно одурманен Джульеттой. Малейший намёк на неё, и вот он уже о чем-то молит, стоя на коленях.

И если Джульетта долгое время ускользала от меня, я всегда знала, что смогу сыграть Ромео. Его переменчивое настроение требует использования различных исполнительских техник. Сначала он звонкоголосый и уверенный в себе. Затем, всего несколько мгновений спустя, он уже в отчаянии и о чем-то просит. Я пыталась тренировать руки, как учил профессор Янг. Было одинаково сложно играть как сопрано, так и приму-балерину, исполняющих партию Джульетты; а тут надо было всего лишь сыграть за виолончелиста”.

Я приберегу финал сочинения Софии для второй части.

В конкурсе, к которому готовилась София, участвовали молодые пианисты со всего мира, ещё не ставшие профессиональными музыкантами. Что необычно, там не было стандартного отбора. Победителей выбирали по результатам прослушивания пятнадцатиминутного CD, содержащего любую пьесу на выбор участника. Вей-Йи настаивал на том, чтобы наша запись начиналась с “Джульетты-девочки' и продолжалась темой “Улица просыпается”, также из “Ромео и Джульетты". Словно куратор художественной выставки, он кропотливо отбирал другие пьесы, чтобы дополнить диск, — “Венгерскую рапсодию” Листа и сонату Бетховена.

Через два изнурительных месяца Вей-Йи сказал, что София готова. Как-то во вторник вечером, когда она сделала уроки и позанималась музыкой, мы поехали в студию профессионального звукорежиссёра по имени Иштван, чтобы записать диск. Неожиданно болезненный опыт. Это должно быть просто, думала я про себя. Мы сможем повторить это столько раз, сколько будет нужно для совершенного звучания. В корне неверно. Я не учла, что, во-первых, руки пианиста устают, во-вторых, невероятно сложно играть, когда тебя вроде никто не слушает, но ты знаешь, что каждая нота записывается, в-третьих, как София объяснила мне со слезами на глазах, чем больше она играла и переигрывала, каждый раз стараясь излить эмоции, тем более невыразительно звучала пьеса.

Самой сложной неизменно была последняя страница, иногда даже последняя строчка. Все равно что наблюдать на Олимпиаде за любимой фигуристкой, про которую знаешь, что она выиграет золото, только если сможет нормально приземлиться после серии финальных прыжков. Невыносимое давление. Ты думаешь, что вот он, тот самый прыжок. А затем “тройной тулуп” отправляет её прямиком на лёд.

Нечто подобное происходило и с сонатой Бетховена в исполнении Софии, которая у неё просто не получалась. После третьей попытки, когда София пропустила в конце целую строчку, Иштван мягко предложил мне выйти подышать воздухом. Он был очень мил. Он носил чёрную кожаную куртку, чёрную лыжную шапочку и тёмные очки Clark Kent. “Ниже по улице есть кафе, — сказал он. — Может, вы купите Софии горячего шоколада? А я пью чёрный кофе”. Когда пятнадцать минут спустя я вернулась с напитками, Иштван упаковывал вещи, а София смеялась. Они сказали мне, что Бетховен получился просто отличным — не безошибочным, но довольно музыкальным. И я испытывала слишком сильное облегчение, чтобы усомниться в их словах.

Мы взяли CD со всеми пробами Софии и отдали его Вей-Йи, который сделал финальную выборку (“первого Прокофьева, третьего Листа и последнего Бетховена, пожалуйста”). Затем Иштван смонтировал окончательный вариант, который мы скоростной почтой отправили на конкурс.

И принялись ждать.

Настала очередь Лулу! Китайская мать не знает отдыха, у неё нет времени на подзарядку, нет возможности слетать на пару дней с друзьями в Калифорнию на грязевые источники. Пока мы ждали ответа с конкурса Софии, я перенесла своё внимание на Лулу, которой в то время было одиннадцать лет, и мне пришла в голову замечательная идея: последовать совету миссис Вамос и записать девочку на прослушивание в довузовскую программу Джуллиарда, открытую для исключительно талантливых детей в возрасте от восьми до восемнадцати лет.

Кивон не была уверена, что Лулу хорошо подкована технически, но я знала, что мы все сможем, если поторопимся.

Джед этого не одобрял и пытался изменить моё решение. Программа Джуллиарда слишком интенсивна. Ежегодно тысячи одарённых детей со всего мира — в основном из Азии, России и Восточной Европы — пробуют попасть в неё. Абитуриенты делают это либо потому, что мечтают стать профессиональными музыкантами, либо потому, что их родители хотят, чтобы они стали профессиональными музыкантами, или справедливо полагают, что обучение в Джуллиарде поможет им попасть в один из колледжей Лиги плюща. Несколько счастливчиков, зачисленных в программу, занимаются в Джуллиарде по субботам по 9—10 часов.

Джед вовсе не сходил с ума от мысли, что каждую субботу придётся вставать на рассвете и ехать в Нью-Йорк (я сказала, что сама займусь этим). Но его по-настоящему беспокоило жуткое давление и атмосфера “человек человеку волк”, которой славится Джуллиард. Джед не был уверен, что это будет полезно Лулу. Она в этом тоже сомневалась. На самом деле Лулу настаивала на том, что ей не нужны никакие прослушивания и что она не поедет, даже если поступит. Но Лулу вообще никогда не хотела заниматься тем, что предлагала я, так что я посчитала нормальным проигнорировать её мнение.

Была и ещё одна причина, по которой Джед сомневался, что Джуллиард — это так уж хорошо: много лет назад он сам там учился. Окончив Принстон, он поступил на факультет драмы в Джуллиарде, а попасть туда было ещё труднее, чем на их всемирно известный музыкальный факультет. Так что Джед переехал в Нью- Йорк, и среди его сокурсников были Келли Макгиллис (“Лучший стрелок”), Вэл Килмер (“Бэтмен навсегда”) и Марсия Кросс (“Отчаянные домохозяйки”). Он встречался с балеринами, обучался технике Александера (комплекс упражнений, помогающий людям правильно использовать собственное тело, гармонично задействовать собственные мышцы) и играл главную роль в “Короле Лире”.