Анна Вислоух - Громкая тишина

Что произойдет, она всё-таки не говорит, но театрально закатывает глаза, показывая всем своим видом, что при этой катастрофе ей лучше не присутствовать.

Пытка красными чернилами продолжается. Каждая работа, выполненная сыном с нарушением стандарта, тщательным образом переписывается с «правильным» оформлением прямо поверх его каракулей. Видеть это так же больно, как если бы прямо перед тобой препарировали живое существо. Тетрадки Тима словно истекают своей красночернильной кровью и молят о пощаде.

Я не выдерживаю.

– Тим, тебе что, сложно эти несчастные клеточки отсчитать? – мне уже непросто себя сдерживать. – Ты что, до трёх считать не умеешь?!

Сын поднимает на меня честный незамутнённый взгляд абсолютно уверенного в своей правоте человека и произносит:

– А зачем?

Я окончательно теряю терпение.

– Да потому что так положено! По правилам!

– А… Ну мама, как же ты не понимаешь?! Я и сделал всё по правилам. Ответ-то у задачи правильный!

Я понимаю. Я понимаю только одно – сейчас у меня взорвётся мозг. Я срываюсь на крик.

– Ты что, издеваешься?! Немедленно пиши так, как положено!

Тим съёживается и вжимает голову в плечи.

Вмешивается муж.

– В таком состоянии он вообще ничего не напишет! Что ты на него орёшь!?

– Если ты такой умный, – меня уже «несёт» по ухабам, – садись с ним рядом и решай эти дурацкие задачи. А я пошла, погуляю! И посмотрю, что вы тут без меня нарешаете и как это все запишете!

Я хлопаю дверью и выскакиваю на улицу. Холодный воздух слегка остужает разгорячённую голову, мозги перестают кипеть. Я бреду по тёмной осенней улице и думаю: что я делаю не так? Что мой сын делает не так? Что мы все не так делаем?

Ответ на свой вопрос я получаю совсем скоро, буквально через неделю, когда прихожу за Тимом в школу. Виолетта Максимовна подходит ко мне и с весьма суровым видом предлагает зайти к ней в класс «на пять минут».

– Анна Михайловна, я бы хотела с вами очень серьёзно поговорить.

Я чувствую себя провинившейся школьницей и инстинктивно ощупываю карманы – нет ли там, не дай бог, перочинного ножика. Тьфу ты, ножик у меня отобрал папа, еще в первом классе. Что же тогда…?

– Анна Михайловна, – начинает торжественно Виолетта Максимовна, – мы считаем, что вам нужно перевести сына в класс для детей с ЗПР.

– С чем, простите? – обалдело переспрашиваю я. – И кто такие «мы»?

– Мы, уважаемая, это педсовет! – Виолетта с возмущением выпаливает эту фразу, сразу ставя меня на место – кто здесь я и кто педсовет. Понимала чтобы.

– А ЗПР – это задержка психоречевого развития, – великодушно добавляет она.

– Но кто… Когда… – я начинаю заикаться. – Но кто поставил моему ребёнку такой диагноз?! Вы хотя бы знаете, что он прекрасно рисует, ходит в музыкальную школу – уже целых два года!

– Это конечно, все чудесно, – Виолетта Максимовна невозмутима, как статуя Свободы. – Но это совсем не значит, что он может учиться с… нормальными детьми. Он психологически не готов к школе.

– И в чём это проявляется? – я чувствую, как ко мне подкрадывается старая подруга паника – ку-ку, давно не виделись!

– Он катастрофически не успевает выполнять работу со всем классом! – Виолетта всё-таки смягчается, видимо, увидев мое лицо. – За то время, когда класс решает три-четыре задачи или примера, или пишет несколько упражнений, Тим делает только одно!

Я всё ещё продолжаю глупо улыбаться. Мне всё ещё кажется, что Виолетта скажет хотя бы что-то хорошее о моём ребёнке. Но она произносит это слово «одно» так, что я ясно вижу у неё в руках огромную единицу и понимаю – если сию секунду не перестану улыбаться, она с размаху шмякнет ею по незащищённой моей улыбке. Я сжимаю губы.

– Вы что, не открываете тетради сына, не видите, ЧТО там написано и какие стоят оценки? – сочувствие, мгновение назад промелькнувшее в её взоре, сменяется искренним недоумением.

– Нет, почему же… Я открываю… в смысле, я и уроки делать ему помогаю… Но… мне казалось, что он просто очень медлителен, несколько рассеян… Но ведь он понимает, как решать задачу! И пишет довольно грамотно, – я кожей чувствую, что учительница меня не слышит.

– Слегка рассеян?! Это вы называете – слегка?! Да я до него по полчаса не могу достучаться! Зову и по имени, и по фамилии, а когда уже просто подхожу и трясу его за плечо, тогда он наконец-то просыпается! И встает с таким видом, будто хочет спросить: «Кто вы все здесь такие, и что я тут делаю?»

Виолетта от возмущения покрывается пятнами, и в её голосе я с удивлением улавливаю жалобные нотки – вот, мол, какие стрессы мне приходится переносить из-за вашего сына. Я же натурально впадаю в состояние ступора.

– И с письмом у него тоже проблемы! Он не разделяет слова в предложении, да что там – он и сами слова не может поделить на слоги! Начало предложения может написать со строчной буквы, а в середине обычное слово, не имя и не название, – с прописной!

Виолетта говорит ещё что-то. Но мне достаточно и этого.

– Но ведь ещё только начало второй четверти, – пытаюсь я воззвать к её педагогической интуиции. – И это же только первый класс! Он научится! Он… знаете какой…

– Я знаю только одно, уважаемая Анна Михайловна! – Виолетта уже снова говорит довольно спокойным отретушированным голосом. И каждое слово её будто гвоздём вколачивается в крышку гроба, в котором я уже хороню свою надежду на мирное, как у дочери, школьное будущее. – Ваш сын не способен работать в классе. Мы направляем его на психолого-медико-педагогическую комиссию. О дате я сообщу вам отдельно. И я настоятельно – слышите, настоятельно! – рекомендую вам показать его специалистам. И логопеду в том числе.

Я выхватываю из ее речи знакомое слово. Да, логопеду… Но мы уже два года ходим к логопеду!

– Мы уже два года ходим к логопеду в нашей же школе, – я всё еще пытаюсь выбраться из-под обломков обрушившейся на меня информации. – Но результата практически нет. Я не знаю, к кому ещё обратиться…

– Вот на комиссии вам всё и расскажут! – Виолетта начинает перекладывать на столе тетрадки, ясно давая понять, что на этом разговор закончен.

Мне слышать все это, конечно же, неприятно, но всего масштаба трагедии я пока еще не осознаю. Ну не может быть задержки… этого самого развития у ребёнка, который изучил всю популярную медицинскую энциклопедию, вдобавок к ней – астрономическую карту неба, знает, как называются планеты Солнечной системы, перечитал все книги про динозавров, пишет картины маслом, акварелью, сочиняет музыку… Который может по слуху подобрать симфонию Бетховена, имитирует иностранные языки, даже китайский! Да он же… собирает сложные конструкторы, всё время что-то придумывает, изобретает, играет с роботами-трансформерами! Какая задержка?!