Мишель Фан - Как стать успешной online и offline

Мама с жаром поощряла мои художественные наклонности. Они рисовала со мной и учила делать портретные эскизы. Никогда не забуду свой первый урок рисования: мне было четыре года и мы сидели в ее спальне. Было воскресенье, и мама не работала. У нее был ежедневник, в который она записывала напоминалки и свои стихи. В тот день она рисовала в нем женский профиль, а я зачаровано наблюдала, как из штрихов черной ручки на бумаге появляются контуры лица. Неожиданно мама аккуратно вывела на странице красивый глаз. Я взяла ручку и стала с ее помощью повторять рисунок.

Возможно, этот глаз до сих пор за мной присматривает.

Папа тоже умеет рисовать, может, даже лучше, чем мама. Чтобы развлечь моего брата, он иногда набрасывал картинки черепашек-ниндзя и Бэтмена, но для меня никогда этого не делал. Он знал, что я и сама сумею, и был прав. Вскоре я рисовала диснеевских принцесс и других сказочных персонажей. Недавно мы увиделись с папой после долгой разлуки, и он сказал, что всегда знал: я вырасту творческой и независимой личностью.

В действительности моя история началась почти четыре десятилетия назад во Вьетнаме – стране в Южной Азии, откуда родом мои родители. Мама родилась в южной деревеньке, а отец на севере. Из-за войны жизнь в те годы была несладкой. Оба покинули родину без гроша в кармане и прибыли в Америку как беженцы. Какой бы тяжелой ни была моя жизнь в детстве, она никогда не сравнится с юностью моих родителей. Мама помнит, как прыгнула в лодку, чтобы спастись от свистящих вокруг пуль. Папа три месяца провел в море, пока добирался до Гонконга. Волны беспрерывно били о судно, а холод пробирал до костей. Люди вокруг умирали, и каждую ночь папа молился, чтобы на горизонте показался маяк. Родители встретились в Соединенных Штатах. У обоих были смутные планы на будущее и надежда на лучшую жизнь. Они познакомились в самолете, влюбились и сбежали вместе.

Спустя несколько лет появились на свет мы с братом. Отец дал нам вьетнамские имена в знак его борьбы за свободу. Брату дали имя Хай Дэнг, что значит «маяк». В память о сигнальном огне, о котором папа молился в лодке. Меня назвали Тает Бэнг, что переводится как «бушующий снег» – лавина. Он хотел, чтобы мое имя напоминало ему о трех месяцах пронизывающего холода. «Когда ты смотришь на снежинку, – говорил он, – она кажется красивой и хрупкой. Но масса снега, которую что-то потревожило – это неудержимая сила».

Я не знала об истинном значении своего имени до прошлого года. Возможно, это и к лучшему. Носить имя, которое значит так много для твоих родителей – это огромная ответственность.

Наверное, вам интересно, почему меня зовут Мишель. Родители захотели, чтобы помимо вьетнамских у нас были и американские имена. Может, им казалось, что нам будет сложнее расти, отзываясь на Тает Бэнг и Хай Дэнг. Отец был строителем, настилал полы. Он работал в команде, которая перестраивала дом одной красивой и богатой женщине в Бостоне. Она была невероятно добра – всегда кормила рабочих и доплачивала сверх зарплаты. Папа узнал, что ее звали Мишель и запомнил это. Позже, когда они решали, как назвать новорожденную дочь, имя Мишель представлялось для него единственно верным вариантом. Он хотел, чтобы я выросла такой же щедрой и чуткой женщиной, как моя тезка.

Я второй ребенок в семье и родилась в одной из бостонских больниц. Сейчас она называется Медицинский Центр Святой Елизаветы. Мы прожили в том городе три месяца, а затем родители решили, что в Калифорнии будет лучше. Отец купил старенький фургон за 600 $, установил туда самодельную кровать для мамы с братом и люльку для меня. Конечно, до современных крутых детских автокресел ей было далеко! В машине не было ни DVD-плеера, ни спутникового радио. Хорошо, что хоть двигатель работал. Дорога через всю страну заняла у нас четыре дня. Когда мы добрались до центра Сан-Франциско, выяснилось, что там полно уличных банд и жестокости. Родители испугались, и мама захотела вернуться назад в Бостон, вот только машина ни за что не пережила бы еще одно путешествие в три тысячи миль. В который раз родителям предстояло мужественно бороться с трудностями.

Мы прожили в Сан-Франциско несколько лет, но постоянно переезжали с места на место. Последним нашим домом стал Окленд, город неподалеку от Залива. Нам с братом пришлось непросто. Когда вот так кочуешь, трудно научиться общаться с другими людьми, и я не говорю уже об успеваемости в школе. За всё время, что мы прожили в Калифорнии, у меня появился только один друг, а мой бедный брат завалил первый класс. Даже в таком юном возрасте я очень переживала за свою семью, но ничем не могла ей помочь.

Потом мы снова проехали через всю страну и поселились во Флориде, в городе Тампа. Папа думал, что там будет больше работы по его профилю, но ошибся и в результате остался следить за домом. Мама же наскребла денег и открыла собственный бизнес – маленький маникюрный салон. В семье настали счастливые времена, но вскоре им пришел конец. Отец вернулся в Бостон, чтобы найти работу, пообещав, что вернется за нами. Я умоляла его остаться, потому что в глубине души знала: он не приедет обратно. «Если ты нас бросишь, – сказала я ему, – я найду тебя, когда вырасту». На следующее утро, когда я проснулась, он уже уехал. Позже он мне признался, что именно тогда понял: как бы ни повернулась жизнь, со мной всё будет в порядке.

Я не ошиблась – отец не вернулся. Наша семья распалась навсегда. В конце концов родители развелись, и мама снова вышла замуж. Мы так и не поладили с отчимом, зато на свет появилась моя прекрасная сестренка, которой я очень горжусь. Я была так рада стать старшей сестрой!

Из-за проблем в семье жизнь дома была не слишком радужной, в школе дела шли тоже неблестяще. Во Флориде я впервые поняла, что отличаюсь от остальных. В Калифорнии меня окружали азиаты. Там я стеснялась только новых компаний, но не переживала из-за расы, цвета кожи или этнической принадлежности. На новом месте всё оказалось иначе. В моей школе учились только белые, афроамериканцы и испанцы, а я была одной из очень немногих азиатов, и за это меня дразнили. Невозможно было выйти в коридор, не нарвавшись на оскорбления вроде «китаёза». Глупые мальчишки приставали, изображая из себя Джеки Чана. Им было без разницы, что он китаец, а я из Вьетнама. Для них все азиаты были на одно лицо.

В средней и старшей школе я изо всех сил пыталась влиться в разные компании. Загорала и мазала волосы детским маслом, чтобы они стали такими же блестящими и кудрявыми, как у испанок. Не сработало. Потом я попросила афроамериканских подруг заплести мне косички, как у них. Ничего удивительного, что и это не сработало. Я прикидывала на себя разные маски, но делала это исходя из ошибочного соображения. По прошествии времени на своем канале я примерила многие образы для того, чтобы выразить разные стороны своей личности и помочь другим сделать то же самое. Но в детстве я просто пыталась спрятать свое истинное «Я».