Влад Касторный - Отличники. От других…

– Я чувствую тепло твоих рук – прошептала она. – Это классно! Боль уходит… Спасибо тебе, добрый волшебник!

Прошла вечность или час, а может быть пять минут. Мы потеряли счет времени, купаясь в наслаждении. Наконец, девушка, поймала мои руки своими, ловко повернулась, опершись на меня и встала, подхватив с пола костыли.

– Это было замечательно! А теперь пойдем, я покажу тебе наш дом.

Маша первая вышла из комнаты, заставив меня очнуться и вернуться к реальности. Я вышел следом, готовый подхватить ее, если она вдруг споткнется. На втором этаже был небольшой зал с торшером, журнальным столиком и лёгкими плетеными из ратанга креслами. Три остальных двери вели, должно быть, в ванную, спальни Михаила и родителей. Мы спустились на первый этаж, и зашли в библиотеку, протиснувшись мимо выбежавшего из нее Джека. За резной тяжелой деревянной дверью оказалось просторное помещение с книжными стеллажами по периметру и огромным старинным письменным столом с тумбами. Такие столы я видел только в кино, про дореволюционную Россию. На столе красовалась сложносочиненная немецкая пишущая машинка «Underwood». В углу стоял громоздкий черный рояль с сияющей в лучах солнца лаковой крышкой. Девушка, подошла к нему, открыла крышку клавиатуры и, присев на крутящийся стул, сыграла несколько аккордов какой-то красивой пьесы. Я прочитал старинные позолоченные готические буквы немецкого алфавита «Bekker».

– Этот рояль и стол, кресла и многие из этих книг дедушка привез из Потсдама, – стала рассказывать девушка, увидев интерес в моих глазах, – Он работал там инженером-строителем несколько лет, уже после войны, и вся эта мебель была выделена ему для работы. Он восстанавливал разрушенные мосты, дороги в восточной части Германии, где сейчас ГДР. А союзники подарили ему машину за какой-то совместный проект. Дедушка Тима все вокруг себя содержал в идеальном порядке. И строил на совесть. У него золотая медаль есть «Герой Социалистического Труда», много военных орденов, даже американский, и пистолет наградной. Во дворе его «Виллис» стоит. Между прочим – работает. Но его никто ни разу не заводил после похорон.

Маша снова проиграла несколько аккордов, красивыми немного грустными звуками наполнившими помещение библиотеки.

– А ты умеешь играть? – спросила она.

Я рассказал о своей неудачной попытке научиться играть на пианино: После нескольких уроков, в течение которых Генриетта Адамовна (так, кажется, звали приходившую посвящать меня в мир музыки, обильно пахнущую духами особу) растопыривала мне пальцы, в надежде, должно быть, их удлинить, чтобы воспроизвести в аккорде побольше октав, и заставляла повторять заунывную мелодию про голубую Вислу, я спрятался под стол, изо всех сил держась за ножки руками и ногами. Та, шокированная такой нелояльностью к «высокой музыке», пыталась достать упирающегося меня из-под стола, чтобы начать урок, распсиховалась так, что бабушка, вынуждена была вызвать маму по телефону с работы. Когда все действующие лица собрались в комнате, меня, все еще упирающегося в ножки стола, наконец, спросили: Хочу ли я продолжить заниматься фортепиано? А, догадаться нельзя было?…

Маша весело рассмеялась, и в ее глазах я снова увидел озорные огоньки.

Она показала мне блокнот, почти полностью исписанный убористым аккуратным круглым почерком.

– Это мои путевые заметки о летнем путешествии. Я их обработаю, и буду писать свой рассказ в нашу книгу.

– Ты можешь печатать на машинке?

– Конечно. Только я печатаю не на этой антикварной, а на электрической. Она у папы на другом столе стоит, – и она показала за мою спину, где стоял стол поменьше около большого обитого кожей уютного кресла. – Вот наше с Мишкой рабочее место.

Я с интересом осматривал чудесные и уникальные предметы этого кабинета, а Маша рассказывала об их происхождении еще более удивительные истории. Собрание книг на полках поражало тематическим разнообразием и исключительностью оформления. На отдельной полке стояли в ряд книги в тисненых золотом переплетах, на корешках которых значились просто номера томов 1, 2, 3, 4… их было 11. Я взял наугад, одну книгу, оказавшуюся одним из самодельных изданий семьи Морозовых. Название «10»меня заинтересовало.

– Маш, можно мне взять почитать эту книгу? – спросил я.

– Конечно, Владик, возьми, – сказала она.

Я бережно положил книгу на стол, уверенный, что не забуду ее взять перед уходом.

– Пойдем, я покажу тебе наш двор и что-то еще…

Маша вышла из библиотеки и пошла к выходу на веранду, у двери которой уже сидел Джек, призывно виляя хвостом. Потрепав пса за холку, девушка выпустила его гулять, и сама вышла на веранду, начала осторожно спускаться по каменной лестнице. Я подбежал к ней, подхватил ее на руки, помогая спуститься на землю. И тут, она резко остановилась, обернувшись.

– Влад, спасибо тебе за помощь, но позволь мне самой справляться с элементарными действиями. Я хочу тренироваться ходить, а ты, образно говоря, за меня готов ноги передвигать.

Я стушевался, отпустив девушку. Она заметила мое замешательство и решила сменить тему.

– На этих велосипедах мы с Мишкой часто катаемся – показала она на два дорожных велосипеда с механизмами переключения скоростей, стоявших под небольшим навесом у веранды. – Когда я училась в пятом классе, мне подарили настоящий велосипед – вот этот красный. Я была счастлива, как цейлонский слон. Носилась по улицам так, что мальчишки-одноклассники угнаться не могли. А после больницы не могла кататься, пока мне папа с Мишкой не сделали специальное крепление для протеза на правой педали. Теперь снова езжу с удовольствием, особенно когда далеко по городу поехать нужно или в магазин. На велике увереннее себя чувствую. А ты катаешься на велосипеде, Влад?

– Да, катался раньше, года три назад, а сейчас вырос из своего старого, а новый купить так и не получилось. Наверное, сейчас заново пришлось бы учиться…

– Ну что, ты! Это, как плавать. Если один раз научился, то уже на всю жизнь.

Мы обошли дом справа, и, пробравшись сквозь заросли малины, оказались в тени старых высоких яблонь. Между деревьями, под выцветшим на солнце брезентом угадывались контуры автомобиля. Маша, таинственно улыбнувшись, стянула полог, наблюдая, как округляются от удивления и восторга мои глаза. Передо мной материализовался настоящий американский джип Willys-MB. Зеленая краска на грубоватых рубленых гранях, блестела в лучах солнца, пробивавшихся сквозь листву, как будто машина только что выехала с заводского конвейера. Потертый на стойках тент был аккуратно зашит и выглядел как новый. Узкие шины со стертым протектором были немного спущены, но накачать – пара пустяков. Я осторожно подошел и дотронулся до рамки ветрового стекла легендарного автомобиля времен Второй мировой войны. На боковой скуле капота под слоем зеленой краски я различил белые буквы US Army и восьмизначный бортовой номер, а на самом капоте угадывалась пятиконечная звезда в белом круге.