Влад Касторный - Отличники. От других…

– Вот это, да-а-а! – у меня не было слов, выразить восторг от увиденного раритета.

Маша с интересом смотрела на мои глаза, наверное, расширившиеся на все лицо, и улыбалась.

– Ты, должно быть, так на игрушечные машинки в детстве смотрел, – предположила она. – Нравится?

– Это просто здорово! Уникальная машина! Я о «Виллисе» читал в «Технике Молодежи», – начал я взахлеб рассказывать, заодно просветив девушку на предмет количества цилиндров и мощности двигателя. – А можно за рулем посидеть?

– Давай, садись. Вот если заведешь ее – то будет чудо, – в глазах подруги зажегся огонь азарта.

Я обошел машину спереди, протиснувшись сквозь заросли малины, больно ударившись ногой о торчащий далеко перед капотом железный бампер с буксировочными крюками, и, перешагнув высокий порог с пристегнутой снаружи саперной лопатой, плюхнулся на потертое кожаное сиденье, осматривая все вокруг и боясь что-либо упустить. Посередине щитка приборов торчала на вытянутой зубчатой рейке никелированная рукоятка стояночного тормоза. Повернув ее концом вниз, я позволил ручке заехать внутрь и ощутил, как качнулась расторможенная машина. Покачав за эбонитовый набалдашник высокий изогнутый рычаг переключения скоростей, я проверил торчащий рядом с ним рычажок подключения полного привода. Выжал педаль сцепления, включил и выключил передачу, попробовал покрутить огромный руль с тонким ободом и четырьмя спицами. Но он был тугой, и мне удалось лишь немного пошевелить передние колеса, двумя руками потянув его за спицу вправо вниз. Слева от рулевой колонки, в щитке приборов торчал потертый ключ зажигания с висящей на короткой цепочке винтовочной пулей. Я осторожно повернул его в первое положение, но стрелки четырех приборов и лампочки на циферблате большого спидометра справа от рулевой колонки и не подумали подавать признаки жизни. Маша, откинув полог справа, и отцепив карабин брезентового ремня, закрывающего дверной проем, осторожно села на правое сиденье, прислонив костыли к штанге круглого, размером с пудреницу, зеркала заднего вида.

– Мне Мишка рассказывал, как заводить машину и показывал, как ездить. Под левой ногой где-то кнопка отключения аккумулятора. Если он полностью не разрядился, можно включить…

Я наклонился и еле нашел железную кнопку, спрятанную под щитком у самого проема двери. Нажал ее, и снова повернул ключ. На этот раз стрелка амперметра качнулась влево, а датчик уровня топлива ожил, показывая, что не весь бензин в баке высох. Выключив передачу, я довернул ключ на старт и нажал тугую кнопку стартера рядом с педалью акселератора. В машине что-то щелкнуло, и все стрелки снова упали, а еле теплящаяся лампочка аварийного давления масла на круге спидометра, потухла. Я вернул ключ на ноль и выключил кнопку массы.

– Нужно аккумулятор зарядить. Не заведется. Но, Маш, это самая целая и прекрасно сохранившаяся машина тех времен, которую я видел в своей жизни! Давай как-нибудь с тобой ее оживим? Это же интересно!!!

– Давай! Только в следующий раз, хорошо? Скоро Мишка придет, он очень ревностно следит, чтобы никто ее не трогал.

Я проворно вылез из джипа, и, продравшись сквозь малинник, помог Маше выйти из машины. Она бережно накинула полог на Виллис спереди, пока я обходил джип вокруг, заглядывая под него и изучая конструкцию рессорной подвески. Меня интересовало все: закрепленные на задней стенке кузова большое тонкое запасное колесо и канистра для топлива, площадка на заднем левом крыле с длинным членистым хлыстом танковой антенны, закрепленным своим концом на специальном кронштейне справа, держатели для винтовок вдоль правого и левого борта с длинными кобурами из толстой вытертой замасленной кожи. Я внимательно рассматривал надписи на английском языке, инструкции по использованию рации и узлов автомобиля, напечатанные на алюминиевых полустертых табличках, приклепанных к зеленым железным панелям автомобиля, пока не услышал звонкий Машин голос.

– Сказать, что ты не равнодушен к технике – это ничего не сказать. Ты так увлеченно рассматриваешь эту машину, что мне иногда хочется оказаться на ее месте, – засмеялась моя подруга.

– Извини, Маш, я забываю про все на свете, увидев какое-либо техническое чудо, старинное или новое, изготовленное человеком.

– Да, Мишка тоже очень любит возиться с Виллисом. Он умеет на нем ездить, хотя конечно, ему еще нельзя выезжать на дороги. Он очень хочет в институте получить водительские права и начать ездить на дедушкиной машине. Ну, что, пошли дальше? – позвала она.

– Пошли! Я чувствую, что попал в чудесный сон, и готов путешествовать с тобой, бесконечно.

– Если бы это был сон, я бы уже проснулась, и все это исчезло, как карета Золушки.

Маша направилась через запущенный фруктовый сад к остаткам бревенчатого дома в глубине, сквозь полы которого уже проросли кусты смородины и какие-то деревца. Стен практически не было, только на земле лежали несколько заросших мхом и почерневших от времени бревен, обозначая контуры стен комнат. Я удивился, не услышав обычного для ростовских трущоб запаха старости, крыс и еще ни весть чего. Природа буйной растительностью бережно укрыла останки дома, прослужившего людям верой и правдой не один десяток лет. На полу кое-где остались прогнившие доски, среди которых угадывался квадратный люк, ведущий, должно быть, в подвал. Солнце уже спускалось к горизонту, и длинные тени от деревьев и забора легли на это место. Вечерняя прохлада последних летних дней приятно освежала. Я подошел к моей подруге, бережно обнял ее и снова почувствовал, как она прижалась к моему телу. А в глазах была грусть.

– Ты скучаешь по дедушке?

Маша, молча, кивнула, украдкой смахнув слезинку.

– Жизнь продолжается. Спасибо дедушке Тиме за то, что мы сегодня можем жить мирно и свободно!

Подруга с благодарностью взглянула мне в глаза.

– Ты – настоящий, Владик, внимательный и добрый! Знаешь, я иногда, как ты, хочу проснуться, и мне становится хорошо и спокойно от того, что ты и все это не исчезает. Я, наверное, буду скучать, когда ты сегодня уйдешь домой. Так раньше со мной не было. Никто из моих сверстников не мог заставить меня грустить при расставании с ним. Да мне этого и не нужно было. Все было сухо и поверхностно. Разговоры ни о чем. Плоские шутки, фальшивая групповая солидарность маленьких банд в классе. Я боюсь, что завтра, встретившись с одноклассниками, могу не сдержаться, и меня стошнит – усмехнулась Маша.

– Но я, же вернусь, Маш. Мы снова встретимся.

– Это и обнадеживает!

Мы обошли вокруг задней части большого дома, и я увидел среди стройных высоких сосен уютный постриженный газончик с качелями и перекладиной на вкопанных в землю стойках. Я подошел к перекладине, и, подпрыгнув, повис, решив подтянуться несколько раз. Маша присела на качели, положив костыли на колени, с интересом наблюдая за мной. Я подтянулся раз шесть, стараясь не дергать ногами, и тут услышал, как весело залаял Джек, и послышался стук открываемой калитки. Высокий молодой человек быстрыми шагами прошел по аллее, ведущей к дому. Потом он увидел меня, покачивающимся на перекладине, и подошел к нам.