Эдвард Бис - Путеводная

свобода . Например, свободный доступ к покупке огнестрельного оружия. Еще хуже – нагнетание страстей, в которых почти каждый житель желает воспользоваться свободным правом и купить себе ствол. В ущерб спокойствию и порядку. Страна, в которой, в среднем, на каждого жителя приходится по одному стволу, то есть где каждый имеет потенциальное право обладания смертоносной игрушкой, грозится тем, что люди начнут ими играть. Действительно, любой приобретенный предмет изготовлен для того, чтобы им пользовались по назначению. Автомобили – чтобы на них ездили. Сковородки – чтобы на них жарили. Кровати – чтобы на них спали. Каково же назначение нарезного или гладкоствольного? Взрастить жизнь? То-то и оно. От того и зарождаются искры, грозящие перейти в стихийное огненное бедствие. Массовые убийства в парках отдыха, торговых центрах, кинотеатрах, институтах и даже в средних школах. Бороться «правом свободного выбора» с подобными бедствиями – откровенная нелепость. Оттого ответственные за порядок лица не знают, что сказать в оправдание и несут чушь. Правда же та, что полиция не в силах вести борьбу с явлениями неожиданных массовых расстрелов безоружных мирных граждан.

Но оставим в покое Америку. Сказанное вовсе не означает, что наш лайнер там не приземлится. В нашем путешествии все возможно. К тому же нарекания заслуживает система Американского социального правления, а не единичные граждане. А люди… там такие же люди, как и в любом уголке мира. Пусть с западным восприятием и сознанием, но мне хочется верить, в большинстве своем – душевные, добрые люди, а в подтверждение тому – мои личные знакомые американцы, не заслуживающие критики.

Так куда же летим? Не в музеи ли мира? Не хотим ли познать древнюю архитектуру Египта, Греции, Рима? Или вас привлекает современная инженерия со свойственной времени стилем и высотой? Если так, то в набирающий обороты Китай или арабский мир впечатлений, а главным образом – в Эмираты. Если же в музеи, то… нет, нет, не в Германию, Италию или французский Лувр. А что вы хотели увидеть в Лувре? Друзья мои, помпезность, с которой представляется Лувр и его недра – это показная манера представить излишки былой роскоши. Именно из-за этой показухи нагнетаются страсти до того, что люди ожидают увидеть там действительно нечто необычное. Азарт как пар из пробитого воздушного шара выходит из посетителей, как только они осознают, что сказанное в отношении экспонатов, помещений и стиля – это лишь блестящие слова и выражения, которые вовсе не оправдывают ожиданий. А этим, я обязан заметить, серьезно подрываются впечатления! Начинаешь понимать, что услышанные восхваления исходят от самих французов и лиц, продающих путевки.

Мона Лиза за бронированным стеклом, эта знаменитая во всем мире дама выдающегося, неповторимого, гениального, – добавьте от себя что-то еще, – портретиста, кажется дурнее второсортной копии. (И это понятно. Каждый художник, как бы то ни было, сохраняет в своих работах неповторимые его личному естеству представления о красоте и действительности. Это отражается в виде едва уловимых флюидах, ложащихся на холст. Ведь портретист – это человек и он, как бы ни старался, не может не внести в копию своего личного и современного понимания красоты; в противном случае он перестанет быть одушевленным и превратится в копировальную машину). Вы присматриваетесь к ней и начинаете различать глупость в ее выражении. Так, что даже становится смешно! Хочется оглядеться по сторонам, чтобы убедиться, не испытывает ли кто-то из посетителей аналогичных чувств, чтобы после этого извинительно и дружно с ним расхохотаться. В сознание врезается определение, что эта дама, – если она еще и дама, – обыкновенная необразованная, совсем не умная доярка, привыкшая к монотонному труду и усидчивости. Кажется также, что она спокойна и усидчива именно потому, что совсем, совсем не умна. От того и пикантная, но абсолютно не застенчивая, а позволительная улыбка.

Если уж и лететь за музейными впечатлениями, то в Россию. О нет, нет. Пожалуйста, не думайте, что я не знаю, что говорю или говорю так, потому что я русский. Я отдаю отчет своим словам, я понимаю, что пишу и… я не русский. Если в Москве, столице России, во многих государственных музеях вы сумеете увидеть много интересного и мало понятного, – будет различаться евро-азиатская историческая философия народа, – то в Санкт-Петербурге вы ощутите бум восторгов. Санкт-Петербург – это не просто бывшая столица империи, это – центр неповторимых исторических памятников архитектуры, культуры и живописи. Сами россияне называют этот город кратким, звонким словом – Питер. Научить иностранца, особенно англосакса, правильно произносить название города, где «и», на которое приходится еще ударение, переходит в каткое «е», со звонким и совсем не протяжным «р» на конце, требует труда или даже неоправданных мучений. Лучший способ научиться русскому произношению – это нанять репетиторшу с русским именем. Изображая дикую кошку, она может устроить класс лингвистики. Рыча как тигрица, скалясь и пуская коготки практиковать рррр… рррр…

– Лллл… лллл… – будет слышаться от студента.

– Редька. Тигрище, скажи редька.

– Ледькаа, говолит теклищаа, – не сможет избежать такой акцента.

– Дурак, говори редька, редька.

– Дулак говолит ледькаа.

Но оставим на время зарождение интимных тонов. Мы их еще коснемся, потому что интим – это постель, а постель – атрибут толкового отдыха. Сейчас же несколько слов о российском городе на Неве.

Царское село, Петергоф и неповторимый, уникальный Эрмитаж не оставят впечатлений только у черствых, глупых или больных людей. Как скоро человек здоров душевно и интеллектуально, то так же сразу он начинает не только осознавать, но и проникновенно чувствовать эти неповторимость и уникальность.

Если Лувр и его окрестности рассмотреть как древнее одеяние, в которое облачались когда-то люди то первое, что бросается в глаза – это громоздкость, торжественность и показушность. Все шикарно, дорого, богато, но непрактично. Вы понимаете, что носить такой костюм будет стоить невероятных усилий. Он будет где-то жать, а где-то болтаться без дела. В общем, будет неноский. Эрмитаж, с другой стороны, это такое платье, которое почти каждый желает потрогать и почти каждый мысленно примеряет на себя. Эрмитаж – это творение, в которое хочется облачиться и в котором хочется остаться. И это желание не просто «хочу», оно закрепляется в глубинах подсознания образами и чувствами.

Архитектура Эрмитажа, отдельно от нее живопись и все это вместе поражают пониманием факта, что вы ожидали увидеть совсем не такое и ощутить совсем не то. Посетители, рассматривая картины, часто удивляются обилию знаменитостей и их неповторимым работам. Но более их цепляет, – если, конечно, они не гурманы или профессионалы в искусстве, – то, что завораживают вещи, о которых они не знали и работы живописцев, чьих имен они даже не слышали. Экскурсоводам и смотрителям часто приходится выводить посетителей из гипнотического транса. И это понятно. Хочется слиться с персонажами и раствориться в палитре красок. Понимается сила. Мощь. Хочется приехать еще и снова, чтобы ощутить трудноповторимое и редкоподобное.

Читать дальше