Алексей Казарин - Дачный сезон

Рядом, несколько левее и напротив жил полный австриец, к которому я приходил за яйцами. Это когда хотел, чтобы мама нажарила блинов и тогда она направляла меня к нему. Несмотря на то, что куры у него во внутреннем дворе с бетонным покрытием гуляли свободно, но почему-то всегда двор был чистым, хотя может быть оттого, что у него была лишь всего одна или несколько этих курочек. И хозяин тоже был всегда опрятным, с чистым фартуком и подлокотниками. Прихожу к нему и спрашиваю: «эйе!..». Он посмотрит на меня внимательно, что-то переспросит, я каким-то понятным образом отвечал, и он выносил одно или два яйца, бесплатно или за несколько пфеников. Позже он меня уже помнил и знал, для чего я к нему явился и никогда не отказывал в просьбе.

На этой же стороне, но чуть подальше, я ходил в компрессорную мастерскую за газированной водой, почему-то с алюминиевым двухлитровым алюминиевым бидончиком. Мастера обычно удивлялись: почему пришел не с бутылкой с пробкой, на что я пожимал плечами (на всякий случай, стараясь не выдавать, что я русский) и тогда они наливали эту пенистую воду непосредственно в эту емкость.. Но принеся домой, мы эту воду быстро выпивали и газ в ней не успевал улетучиваться, так как мастерская была совсем рядом.

Еще левее на площади стоял костел с остроконечным шпилем, а возле него за поворотом хлебный магазинчик. Мне очень нравились в нем не черный или белый хлеб, а серые небольшие булочки, видимо испеченные с цельной ржаной муки с отрубями. Иногда я самовольно заходил в этот магазин, молча, долго посматривал на эти булочки, и тогда продавщица не выдерживала, и подавала мне одну в руки. Не помню для чего однажды я стоял у самого входа в этот магазинчик с протянутой рукой. Давал ли мне кто-либо мелочь, не помню, но об этом случае вспоминала лишь сама мама, якобы фрау видела меня за этим занятием. Возможно, она и обозналась потому, как внешне я ничем не отличался от австрийских мальчишек, такой же белобрысый и с помочами на шортах, которых шила на машинке мне мама. И мама тоже походила на австрийку, и даже местный ксендз, при встречах, всегда приветствовал ее, снимая перед ней шляпу. Сказывались гены ее бабки, которая была немкой.

Рядом налево, на той же стороне, где стоял дом «фрау» 4 4 Что в переводе означает «женщина», как просто мы ее называли , через дом от нас было кладбище, огороженное со стороны улицы литой чугунной оградой. Что для нас было интересно в нем это то, что почти над каждой могилкой стояли старинной формы фанарики с разноцветными стеклами. И когда в них горели парафиновые или восковые свечи, особенно вечерами, то смотрелись они как-то красиво и загадочно. Могилки всегда были очень ухоженными, с посаженными на них низкими и время от времени мелкими цветками. Попадались и заросшие дерниной.

Напротив «нашего» дома, через дорогу от дома фрау, проходил какой то пустой и почти заброшенный проулок, в конце которого на возвышенности примерно в трехстах метрах стояло большое кирпичное трехэтажное здание типа казармы, в открытых окнах которых часто выглядывали наши солдаты. Мы, не знали, что в нем находится, но называли его штабом. Внутри здания был буфет, с зеркальными и блестящими витринами из нержавейки. Там одно время на кассе работала мама, и возле этого буфета, видел сам, как с заискивающими взглядами на нее крутились молодые офицеры. И потому отец ревновал, и не дал ей там долго работать. Оттуда на хозяйской тачке с платформой и большими колесами по бокам, мы привозили положенные нам ежемесячно пайки. Поскольку семья была большая, то и пайки, можно сказать, были огромными, и просто так в руках их нам с мамой было не привезти. Например, кусок сливочного масла был примерно 10 кг., а еще сахар, растительное масло и крупы. Глядя на эти продукты, хозяйка однажды спросила: «Вам государство видно хорошо помогает?». И услышав отрицательный ответ, очень удивлялась:

«А у нас, имея столько детей, можно жить на пособие, безбедно, вовсе не работая!».

Сахар у австрийцев был неочищенным, желтым. в отличие от нашего-белого и хозяйке было любопытно попробовать его. Однажды случилось так, что мама, готовящая обед на кухне, попросила меня принести ей из нашей комнаты немного картошки. А картошка хранилась за диваном, с высокой спинкой. Я набираю картофель и вдруг слышу легкий скрип двери и вижу, как эта фрау на цыпочках подходит к столу, и уже тянется к сахарнице. Тут уж я возмутился (сам любил сахарок) и громко завопил: Ма-ма..а!.. фрау сахар ворует!.. Представляю, как она была испугана, что стрелой отпрянула руку и стремглав выскочила из комнаты. У них же ведь за воровство раньше пальцы отрубали, чтобы каждый видел, что перед тобой вор. Потому даже оставленные где-то вещи никто не смел тронуть. Сейчас, после войны, думаю, уже такое наказание за воровство давно отменено. Мама ее не стыдила, а только предупредила. что впредь, пусть спросит и она всегда ей сама даст что нужно…

Слева в этом проулке, возле высокой стены из доломитового известняка жила в небольшом домике, типа сарайчика, прачка, к которой, когда мама болела по-женски, я два раза носил ей стирать белье за определенную плату. У этой прачки был очень драчливый красный петух. Первый раз он, когда я смело зашел к ней во двор, увидев меня, этот петух набросился на меня так, что мне пришлось лечь на спину (хорошо, что я сразу сообразил это сделать!) и только ногами смог отбиться от его атак. Он с петушиными победными криками летал надо мной, пытаясь клюнуть все время мне в лицо, пока прачка увидела и прогнала его от меня прочь. В другой раз, после этого я уже боялся этого петуха, и не заходил во двор, а звал хозяйку из-за калитки. Но и тут этот петух бежал к калитке и таким образом был начеку.

Очень интересен в этом тихом провинциальном городе зеленый парк с высоким небольшим водопадом. От него него всего лишь метра три тянулся неглубокий прозрачным ручей, в котором плавали даже рыбы и водились раки. Отец иногда их ловил, хотя австрийцев за этим занятием никогда не видел. Как-то так случалось, что когда я взбирался на отвесную горку с водопадом, и первым в семье узнавал, что в город приезжает передвижной цирк. С горки издалека мне видна была пыльная извилистая дорога, по которой приближался цирк, похожий на цыганский табор со своими крытыми арбами. Увидев это, я быстро сбегал с этой кручи и мчался к дому доложить об этом радостном событии. И уже на следующий день все, дети и взрослые, с трепетным чувством шли на его представления. Он устраивался на площади сразу за стеной, где жила прачка. и где по краям его постоянно дислоцировался автопарк американских «студебекеров» наших военных. Это был для всех жителей настоящий праздник. Все тут на площади крутилось и вертелось: карусели, качели, какие-то концерты. На высоте, установленных специально на большой высоте выступали канатоходца с какими-то скобами на ногах, типа тех, по которым поднимаются монтеры на электрические столбы, или с лезвиями кос на ногах. С коронным номером на этом канате, вперед и задом, катались под зрительские аплодисменты от столба до столба ловкие велосипедисты. Тут же рядом на стойках или на столах устанавливались блестящие никелированные игровые автоматы (выглядели они наподобие наших современных таксофонов) с денежными призами. Вставишь монетку в прорезь автомата, нажмешь на кнопку клавишу, и твоя монетка пружинным щелчком летит попадая в какую-нибудь лузу. Попадешь в нужную, то твое счастье и снизу из этого автомата тебе в руки сыплется награда несколько монет. Нередко я выпрашивал у родителей несколько монеток и выигрывал у автомата сразу целую кучку.