Николай Семелев - Тайны уссурийского женьшеня

А газеты в августе сообщали, что в Хабаровском крае прошел сильнейший тайфун. Он затронул Приморье, и вообще погодные условия в том году были небывало суровыми по всей Сибири и Дальнему Востоку. И я заколебался всерьез. Разумеется, не было речи об отказе от поездки, но ведь хочется надеяться, что дни будут теплыми, малодождливыми. Ночь с 25 на 26 августа я проворочался с боку на бок. Снились клещи, тигры, тайфуны, красивые птицы летали где-то высоко над деревьями, а если и спускались чуть пониже, то исчезали, лишь только я к ним приближался. А утром словно бы повеяло на меня приморским теплом и экзотикой. И вспыхнули опять в воображении яркие пейзажи Приморья. И птицы приветливо распахнули свои отливающие разными оттенками крылья. И я твердо решил ехать в Приморье!

Наконец-то! Наконец-то я выезжал. И теперь даже то, что сборы мои проходили в сомнениях, составило свою прелесть – того, что слишком легко и быстро дается, мы обычно не ценим. В этом убеждается в своей жизни каждый.

И вот, наконец-то, я сел в самолет, который «взял старт» на Владивосток. Это был пассажирский самолет Ил-62, способный пересекать всю огромную территорию нашей страны с запада на восток и перенести больше полутора сотен пассажиров из Москвы во Владивосток без пересадки. В это время в аэропорту Домодедово было 3 часа ночи, во Владивостоке рабочий день давно уже начался – 10 часов утра. А в аэропорту мы приземлились в 8 часу вечера по местному времени. От аэропорта автобус мчал по хорошему шоссе, наверное, отремонтированному в это лето. Справа и слева был лес, потом дачные поселки, наконец, впереди стало виднеться море – Амурский залив. Удивительно происхождение этого названия – ведь до Амура отсюда чуть ли не тысяча километров. Почему же залив назван Амурским? Ведь Владивосток расположен на полуострове, и если с запада омывают его воды Амурского залива, то восточный залив назван Уссурийским. Хотя и он никак не связан с рекой Уссури – одним из главных притоков Амура. Почему же их так назвали? Позже я узнал, что таково было знание географии в те времена, когда давали наименования этим заливам, считали, что именно где-то здесь должны впадать в Японское море Амур и Уссури.

Мы подъезжали к Владивостоку, а над Амурским заливом плыли отдельные кучевые облака. Когда же мы приблизились к бухте Золотой Рог, рядом с которой на сопках раскинулся большой красивый город, столица Приморского края, облака спустились, и вечерняя синь неба просвечивала лишь кое-где. Соседи по автобусу рассказали, что если дожди во Владивостоке все же идут не каждый день, особенно в сентябре-октябре, когда здесь действительно наступает золотой сезон, то влажность воздуха в городе почти всегда приближается к 100 %. Иногда все-таки последние лучи солнца пробивались сквозь тучи и освещали кварталы новых домов, живописно разбросанных на сопках, листву деревьев, здания автомобильного и морского вокзалов, большие и маленькие корабли, стоявшие на рейде в бухте Золотой Рог. Выйдя из автобуса с рюкзаком за спиной, я направился сначала в камеру хранения, а потом налегке – в кассу покупать билет на Чугуевку.

Автобус отправлялся что-то около полудня по местному времени. Постараюсь передать это настроение ожидания: ходил по морскому порту, внимательно наблюдал за разгрузкой большого парохода «Максим Горький». Пшеницу разгружали 2 больших подъемных крана. Они зачерпывали золотое зерно где-то в недрах корабля, поднимали его в подъемниках, словно в гигантских горстях, и высыпали в квадратный приемник, напоминающий воронку. А внизу у этой «воронки» был широкий брезентовый рукав, из которого пшеница сыпалась в подъезжавшие под «воронку» вагоны длинного товарного состава. Громко слышался сухой шорох зерна, легкими клубами поднималась высоко-высоко золотистая пыль. Прожектора ослепительно светили, работа кипела и спорилась. Пахло машинным маслом, пшеницей, а слабый нежный ветерок доносил соленый аромат моря. Пароход плыл из Канады, и за ним в дневной прозрачности видны были другие морские корабли, а воду рябили мелкие волны… Совсем недавно еще я покинул среднюю полосу России, а вот уже стою где-то на краю Земли. Передо мной раскинулся тихоокеанский порт, живущий таинственной дневной жизнью. И в кармане у меня лежит билет на Чугуевку, районный центр, расположенный в дебрях Уссурийского края, где ждут меня новые встречи, невиданные пейзажи, таинственный «корень жизни» – женьшень… Что же будет завтра?

Утро выдалось ненастное. В Чугуевку автобус прибыл около 7 часов. Долго я простоял на автовокзале в ожидании Жени Жилина и многократно ругал себя за то, что не сообщил другу о своем прилете заранее, желая сделать сюрприз. Да и не хотел отрывать его от дел, ведь он был начальник – лесничий Чугуевского лесничества. Так что, узнав, что до конторы лесничества всего 2 или 3 остановки, я пошел пешком. Чугуевка – поселок зеленый, много деревьев, но в утренней хмари выглядел он не слишком весело.

Постепенно светлело, правда, когда подходил к улице Сахарова, на которой расположена контора лесничества – появились первые лучи солнца. Я постучал в запертую застекленную дверь, но никто не ответил: контора для посетителей была закрыта. И тут я вспомнил, что сегодня суббота! Все же ожидал, что наша встреча будет несколько иной. Мне казалось, что при первом же стуке в дверь Женя выйдет радостным, веселым, как человек, дождавшийся, наконец, встречи с другом, с которым служил в армии полтора года. Однако Женя не появлялся. Никто вообще не появлялся, хотя свет где-то в глубине конторы горел. Так я простоял минут 20 у запертых дверей, периодически стуча в дверное стекло и совершенно не зная, что предпринять: никакого другого адреса, кроме конторы, я не знал. Небо очистилось от облаков, но было затянуто дымкой, сквозь которую с трудом пробивалось солнце. Наконец, что-то мелькнуло за дверьми, и я тотчас постучал опять. К стеклу подошла женщина, приоткрыла дверь и спросила, что мне нужно, ведь закрыто. Я справился о Жене Жилине. «А-а, вы тот самый человек, который должен был из средней полосы приехать!» – прозвучало в ответ. Как выяснилось, это была бухгалтер лесничества Мария Васильевна Бедренко, она провела меня сквозь бухгалтерию в глубину помещения. Там в ярко освещенной комнате мы и увиделись с Женей, который спешно готовил отчетные документы к воскресенью.

– Знаешь, я совсем забыл, в какой день ты должен приехать, – сказал он, растерянно посмотрев на меня.

Во-первых, он стал немного постарше. Как-то незаметно пролетело время с тех пор, как мы с ним расстались. Во-вторых, не было в нем почему-то ни особой радости, ни приветливости, а только лишь озабоченность. Был он худощав, невысок, подвижен, с пышной кудрявой шевелюрой. Живость в нем чувствовалась, однако сейчас он был сосредоточен исключительно на том, что делал – отчетные бумаги, которые нужно срочно отправлять во Владивосток, в краевое управление. Немного обескураженный встречей, я рассматривал журналы «Лесное хозяйство», пока Евгений что-то доделывал. Наконец он закончил работу и сказал, что мы сейчас пойдем на квартиру Марии Васильевны, там позавтракаем – есть свежий борщ, – а потом, если я хочу, то могу сегодня же пойти в горы, благо погода хорошая. Фактически это один из первых хороших дней, а то все были дожди и дожди. Он, Женя, пойти со мной не сможет. Вышли на улицу, я увидел, что дымка рассеялась, ярко светит солнце, город ожил. Люди ходили по улицам – чувствовался выходной день, суббота, – вокруг было много зелени и цветов, а на горизонте голубела знакомая по давним воспоминаниям волнистая линия сопок.