Наталья Корнеева - Секреты молодости звезд

– При выборе профессии у вас никаких сомнений не было, вы хотели быть именно актрисой?

– Нет, я металась: то на исторический хотела идти, то на юридический. В конце концов поступила в Гуманитарный университет на культуроведческий факультет. Тогда я еще не думала, что могу стать актрисой, потому что была очень стеснительной, у классной доски боялась отвечать, а профессия актрисы – публичная профессия. Я не была публичным человеком и не стремилась быть в центре внимания. Да и родители были против. Но в 19 лет все вдруг перевернулось. Я пошла с подругой в «Ленком» на спектакль, и меня поразила на сцене молодежь – такая раскованная, смелая, красивая. Я поняла, что тоже так хочу, что тоже смогла бы, ведь я играла на гитаре и писала стихи, мне только не хватало какого-то толчка извне. И вот этот толчок произошел. Я пересмотрела тогда все ленкомовские спектакли. И еще меня поразил Евгений Павлович Леонов, которого я всегда обожала в кино, но на сцене увидела первый раз. Это было потрясающе! Через год поступила в театральное, но все равно продолжала учиться и в Гуманитарном университете, для папы.

– Странно, что у родителей была такая реакция, ведь ваша сестра Светлана тоже актриса.

– Но она моложе меня на пять лет и пошла уже по дорожке, проторенной мною.

– Когда первый раз вы увидели себя на экране, какое было у вас впечатление?

– Это было в 1996 году. В фильме о поэте Кольцове «На заре туманной юности» я играла его любимую. Премьера проходила в Доме кино. Я пригласила своих родных и знакомых. Впечатление было, если честно, не очень. По натуре я самоед и для себя – всегда бездарность, поэтому ничему не удивлялась. Родные радовались за меня, но, надо сказать, что и мама с папой достаточно критичны по отношению ко мне.

– Вы говорите, вас поразили на сцене артисты, а когда столкнулись с профессией изнутри, какой вывод сделали – трудно быть актрисой?

– Профессия трудная, но такая сладкая! Под ее влиянием я сильно изменилась: избавилась от комплексов, смелее стала, увереннее в себе и себя узнала глубже. Мне все время достаются роли, по характеру на меня не похожие. Я играю то любовниц, то разлучниц, и не будь у меня таких ролей – до конца себя так и не узнала бы, потому что заглянуть внутрь себя самой очень трудно. Каждый человек ведь старается перед собой и людьми себя оправдать. Кроме того, стала лучше разбираться в людях и понимать, что ими движет в жизни, какие у них проблемы. Острее стала интуиция, и смотреть на жизнь научилась не бытово, а иначе.

Наша жизнь очень красивая, если к ней присмотреться, и ничего случайного или ненужного в ней не бывает. Правда, когда влюбляюсь – весь мой опыт куда-то девается и мудрость тоже – и я вообще перестаю что-либо понимать.

– Любовь – это созидание или разрушение?

– Любовь такая разная бывает, очень трудно сказать определенно, что это такое на самом деле. Но я отказываюсь понимать, когда из-за любви сходят с ума или накладывают на себя руки. Не понимаю, когда ревнуют и мстят. И не верю, что от любви до ненависти – один шаг.

– У вашей профессии есть одна привлекательная сторона – переодевания в разные костюмы. В любой женщине, кажется, дремлет актриса, кто же не любит каждый день одеваться в новое, если есть такая возможность, а у вас она есть вдвойне. Вы любите переодеват ься?

– У меня и в кино и в театре много было костюмных ролей. И еще мне повезло с художниками, которые создавали эти красивые платья специально для меня. Например, в фильме «Любовь императора», где я играю княгиню Екатерину Долгорукую, у меня были платья, созданные художником Катей Михайловской. Одна из моделей была с кринолином. Ходить в таком наряде было поначалу непривычно.

– А что это такое – платье с кринолином?

– Это юбка, сделанная из металлических спиц, на которые натянута материя. По углам внизу пришиты мешочки, в которые кладется грузик металлический в виде гайки, чтобы юбка не задиралась. А поверх нее надеваются еще четыре: три нижних и платье. Вот уж не позавидуешь модницам того времени. У меня уставали ноги от такой тяжести, да еще нужно было уметь ходить, а я не сразу научилась и набивала себе синяки на лодыжках этими гаечками. А ходить нужно так: во-первых, маленькими шагами, а во-вторых, носком туфли толкать юбку вперед, иначе наступишь на подол и упадешь.

– Зато в роли Полины вы были одеты «просто супер».

– Да. Мы ездили по бутикам и подбирали вещи. Костюмы у Полины действительно были очень модные. А провинциальный наряд, в котором она приезжает Москву покорять, я сочинила сама: отыскала у себя на даче старые вещи – рубашку, шлепанцы и юбку, и художник по костюмам утвердила это. Поскольку в профессии так много возможностей выглядеть всякий раз по-разному, в разном стиле, в жизни к шмоткам я довольно равнодушна, не болею этим. Люблю одеваться так, чтобы чувствовать себя прежде всего удобно, в разную «хламидомонаду».

– Во что?

– В балахонистую, просторную одежду. Мама меня за это все время ругает, мол, ты такая стройненькая, складненькая, а одеваешься так, будто скрываешь недостатки. Но у меня и правда нет такой потребности – непременно показать, что и стройные ноги, и талия, и декольте – все в наличии имеется.

– В нынешнем сезоне в моду вошло мини. Вы мимо моды?

– Нет, не мимо. У меня в гардеробе есть мини. За модой я поглядываю, не пускаю это на самотек. Просто не люблю ездить в поисках обновки по магазинам, так жалко тратить на это время.

– Во времена Пушкина дамы носили декольте. А сейчас оголяют пупок. Как вы на это смотрите?

– Спокойно. Сейчас, кстати, и декольте в моде. У меня тоже есть короткая маечка и джинсы на бедрах, и почему бы не одеться так, если фигура позволяет? Единственное, не одобряю, когда девушки вставляют в нос, в пупок или прикрепляют на веки глаз металлические украшения. По-моему, у них какие-то проблемы с самодостаточностью. Я вообще не люблю носить украшения. Отчасти потому, что легко могу потерять, ведь во время съемок или спектакля приходится их снимать и оставлять где-нибудь, а потом забываешь надеть. И еще мне кажется, что когда женщины надевают на себя много металла – будь то золото, или серебро, или еще что-то, – то они таким образом как-то хотят привести в норму тот дисбаланс, который у них внутри. Иногда я надеваю совсем крохотные серьги, просто капельки.

– А если очень красивые украшения – произведение искусства, почему не поносить?

– Опять же в роли Екатерины Долгорукой по три пары серег меняла ежедневно.

– У вас сын, ну а если бы была дочь – наряжали бы ее?

– Девочку, скорее всего, наряжала бы, потому что у меня перед глазами пример моей подруги, у которой трехлетняя дочка с утра смотрится в зеркало и выбирает, в чем пойти в садик. И капризничает, если ей не нравится платье. Мой маленький Артем тоже иногда смотрится в зеркало и хочет понять себя, какой он, как он выглядит, но носит то, во что я его одеваю, и пока ничего не требует. Я не жалею на него денег, одеваю его хорошо и люблю покупать обновки больше ему, чем себе.