Леонид Швецов - Путеводитель по главным марафонам мира. World Marathon Majors

Когда лидеры забега появились перед зрителями на Первой авеню, то, естественно, основной эффект зрительской поддержки достался им. Эта поддержка – не пустой звук, бегуны получают такой мощный заряд, что моментально ускоряются, – происходит просто взрывоподобное увеличение темпа бега.

И поскольку те, кто меня немного опережал, значительно ускорились благодаря болельщикам, я сразу же отстал от лидеров.

Одно дело, когда бежишь в группе на пятнадцатой – двадцатой позиции, и это достаточно условно, поскольку разница между первым и двадцатым может составлять от трех до пяти секунд. И другое, когда в момент прибавки в темпе каждый держит такую скорость, на которую он только способен. И мой максимальный темп оказался недостаточен: через пару километров я уже проигрывал около 20 секунд лидерам. Наша группа стала растягиваться, бегущие впереди отдалялись, а я уже не мог даже сохранять разрыв. Но, как оказалось, это были временные трудности, поскольку тяжело всем, только у кого-то, как говорится, бензин кончается раньше, а кому-то его хватает на дольше. Так и получилось, что, забегая на Бронкс (это три километра спустя), я начал догонять тех, кто меня опережал.

Для меня плюс еще был в том, что день забега выдался достаточно ветреным. А мосты в Бронкс и обратно (тридцать первый – тридцать второй километр) пологие, но сильно продуваются, даже приходилось наклоняться сильно вперед, чтобы бороться с ветром. Мое преимущество оказалось в том, что у меня сохранилось больше сил бороться с ветром, поскольку, по сравнению с большинством марафонцев, я более крепкий и массивный по телосложению.

Когда же возвращаешься на Манхэттен, там уже начинаются подъемы (последние десять километров), и тоже стараешься сильно не снижать скорость. Ведь хочется и результат показать достойный, не только место.

Фото: Steven Pisano

С другой стороны, на подъемах мне было достаточно легко обгонять тех, кто превысил возможности своего организма предыдущим ускорением.

Еще был такой момент: я считал, что я первый белый в лидирующей группе. (Поясню: для бегуна-европейца очень приятно осознавать, что ты первый среди своих соплеменников и окружают тебя только чернокожие бегуны, которые традиционно считаются более сильными.)

Когда наконец мы вбежали в Центральный парк, впереди в моей видимости было два кенийца, и с обоими я был знаком. Одного я обогнал достаточно легко, а второго никак не удавалось. Между нами постоянно сохранялся интервал в двадцать секунд, то есть чуть больше ста метров. Примерно за полтора километра до финиша есть прямая в восемьсот метров, как раз за забором Центрального парка. До этого по парку дорога петляет, есть изгибы, а тут абсолютная прямая улица. Когда остается километр, то сократить расстояние трудно, но возможно. Я прилагал просто «выжимательные» усилия, чтобы к нему приблизиться, но тщетно.

На последних четырехстах метрах трасса снова входит в парк, и если участник не борется с кем-то из соперников за место, то накатывает некий внутренний триумф: «Все, я это сделал!» Понимаешь, что нужно наслаждаться этим моментом – последней минутой или секундами на марафоне перед финишем. Наверное, зрители в этом месте завидуют каждому бегущему. После того как пересечешь линию, это уже не чувствуется так остро. А здесь ты еще находишься в центре внимания как действующий участник, плюс (как я наблюдал и в этот раз, и в последующие) в глазах зрителей быть в десятке и даже двадцатке участников – это очень почетно. На результат особенно не смотрят. Нью-йоркская трасса далеко не оптимальна для установления личных рекордов, поэтому результаты победителей, как правило, ниже, чем в самых быстрых марафонах, и мировых рекордов там не ставят.

Я прибежал одиннадцатым, хотя там была неприятная история. Один из участников, по моему мнению, сжульничал и срезал часть пути на метро.

Дело в том, что на видеозаписях пробега, которые я очень внимательно потом изучал, его не было видно ни на середине дистанции, ни на некоторых других участках. А заметить его было не сложно – это белый бегун, итальянец. Кроме того, у него был стартовый номер другого типа: вся элита получает стартовые номера от 1 до 50, а у него был номер трехзначный и другого цвета. Если бы участник с таким номером вдруг оказался бы в группе лидеров, его бы заметили. И я не помню его впереди себя, никто меня с таким номером не обгонял. Как в итоге он оказался в первой десятке – загадка. Но, как бы то ни было, это уже история, которую не изменишь. Теперь у меня дома стоит хрустальный кубок от Тиффани за 11-е место. Я подавал протест, но организаторы ответили, что они все проверили и что все в порядке. Электронные чипы участников, отслеживающие движение, тогда еще не использовали, и контроль был только визуальный.

Какое-то время спустя я беседовал с итальянцами, и они рассказали, что этот бегун – Роберто Барби – известен своей скандальной репутацией. К сожалению, выяснилось это много позже, кроме того, особой разницы в призовых деньгах не было и непосредственно при подаче апелляции я не проявил достаточного упорства. Возможно, стоило быть более жестким в этом вопросе.

Призовая сетка для профессиональных спортсменов в Нью-Йоркском марафоне одна из самых коротких, но при этом есть возможность получить дополнительный денежный приз за результат.

На этом марафоне я показал результат 2:11:50. Своеобразным утешением для моего 11-го места стала статистика: есть выкладка лучших результатов по странам, и оказалось, что я поставил новый рекорд среди россиян, когда-либо участвовавших в Нью-Йоркском марафоне. До этого лучшее время принадлежало Рустаму Шагиеву из Ульяновска, который пробежал за 2 часа 14 минут. И до сих пор мое время никем из россиян не побито. Рекорд, конечно, условный, но все равно приятно.

А кроме того, позже я обнаружил одну интересную деталь. Если посмотреть результаты на протяжении семи лет до того, как я участвовал, и десяти лет после, то есть почти все марафоны 90-х и 2000-х годов, то в любом году с таким результатом я был бы между 4 и 7 местом – настолько высока была плотность и результативность первой десятки в 1998 году.

В другие годы я был пейсмейкером на марафоне или, выражаясь на беговом сленге, «зайцем». Сейчас они есть даже для любителей, где показываются результаты в три часа, три с половиной, четыре. Тогда же практически на всех марафонах, за исключением бостонского, были пейсмейкеры среди профессионалов, нанимаемые организатором из элитных спортсменов. Задача «зайца» – установить заранее оговоренный темп бега, который позволит продемонстрировать наилучший результат.