Евгений Ловчев - «Спартак» и другие

Дядя Ваня – очень добрый, душевный человек. Работал на стекольном заводе в Андреевке, на месте которой сейчас Зеленоград, где похоронены мои мама, брат Слава и сам дядя Ваня.

Так вот, домой он добирался уже поздно ночью и, точно помню, шел через лес километра два. И чтобы не ходить порожняком, нес домой сухостой на дрова. А потом, сидя у печки, топил ее и постоянно нам что-то рассказывал. Или, как он сам говорил, балакал – он же хохол. Про войну, про работу, в целом про жизнь.

Со временем мама получила участок на станции Алабушево – именно там и решили строиться. Никогда не забуду эпизод из матча ГДР – СССР в 69-м. Первый мой сезон в высшей лиге, всего около 3 месяцев в «Спартаке», и сразу вызов в сборную. Играли с восточными немцами в Лейпциге. В ГДР стояли советские войска, наши военные и пришли на стадион. Очень волновался, все-таки дебют. И уже во время исполнения гимнов, в паузе, когда музыка чуть стихла, кто-то из нашего солдатского сектора как заорет: «Алабушево – дави!» По-моему, из всей нашей делегации только я и понял, кому адресован этот крик. Не знаю, кто кричал, но благодарен по сию пору, это мне очень помогло.

Это было что-то невероятное: в первом матче за сборную, на чужой земле, дебютанту крикнули такое, прямо с Родины, из родного села!

Итак, мама строилась. Мы не были богатой семьей. Более того – жили бедно. Мать работала в воинской части и порой приносила нам что-то из того, что не доедали солдаты. Помню очень вкусные рыбные котлеты, макароны по-флотски.

Наш дом был последним в поселке, что, возможно, и предопределило мою футбольную судьбу. Дальше, за домом, начиналось поле. Бегай, сколько у тебя сил хватит! Как сейчас помню, у дома проходила высоковольтная линия. Тогда это были деревянные мачты, стоявшие буквой Н, а планка была перекладиной. Понятно, что она была довольно высокой, а «стойки» стояли далеко друг от друга, но выбирать не приходилось. В общем, это было первое футбольное поле в моей жизни и первые футбольные ворота.

Железная дорога делила Алабушево на поселок (новая часть) и деревню (часть старая). И мы часто играли поселок на деревню возле школы, ведь только там было нормальное поле с воротами. Никаких трибун, никакой сетки на воротах, ограждений.

Рядом с полем жил глухонемой дед, и мяч частенько залетал на его пашню – там картошка росла, капуста, бураки. Как-то глухонемому это все надоело, и, когда мы снова полезли за мячиком в его ботву, он выскочил с топором и решил разрубить наш мячик. Но футбол победил: от удара топор отрикошетил ему в лоб, а мяч остался цел.

Детство мое было сложным. Мать работала, сестра жила у бабушки в Рязанской области, а мы с братом шастали по Крюково. Ну, как шастали – по станции ходили, по рельсам. Как аттракцион! И не раз с братом попадали в детскую комнату милиции. Это было чем-то вроде продленки, и мать уже, если не находила нас дома, знала, куда идти.

Я рос спортивным пацаном, занимался всем в меру сил: спортивной гимнастикой (и даже был чемпионом района), играл в баскетбол и волейбол, ходил на лыжах. В четвертом классе приехал тренер по лыжам, из Планерной, где находилась база общества «Спартак». Дело было в самом начале учебного года. Ну, какие там в сентябре лыжи? Да мы, пока снега не было, только в футбол и играли!

Советская система подготовки работала хорошо, и тренер, видя, что я выделяюсь в этих играх, порекомендовал пойти в футбольную секцию «Спартака» на Ширяево поле. Ты, говорит, быстро бегаешь, хорошо бьешь по мячу – и раз есть способности, иди туда!

Я и пошел. Мне было всего 13 лет. Сейчас в этом возрасте дети уже несколько лет тренируются в специализированных школах, а я к тому времени играл только у себя в деревне. И оттуда же, из Алабушево, отправился в Москву.

Сам доехал на электричке до Ленинградского вокзала, потом до Сокольников, дальше сел на 11-й трамвай и вот уже Ростокино. Пешком дошел до Ширяева поля, где собрались на тренировку пацаны моего возраста. Сказал тренеру, Евгению Лапину, что хотел бы попробовать, и расплакался, когда он отказал. Сослался тренер – и я его понимаю – на то, что я живу далеко и не смогу постоянно приезжать. И действительно далеко, с несколькими пересадками каждый день на тренировки добираться!

Впрочем, Лапин поставил, видя мои слезы, на место правого защитника в обычной двусторонке. Память сохранила те детские воспоминания: и то, как мне мешал правый нападающий, приходящий в мою зону, и то, как поменялся с ним местами, и нагоняй тренера, который высказал мне за эту инициативу. После двусторонки ребята уехали на сборы в Тарасовку.

Было лето, наш возраст еще не играл на первенство Москвы, но участвовал в других соревнованиях – приз малого футбола имени Качалова. На стадионе Юных пионеров в Москве 6–8 команд играли по выходным. Я стал ездить на этот турнир, смотреть за «своими».

Как-то рядом оказались ребята из футбольного отделения общества «Буревестник», или как называли, «Бури». Они и сказали, что, если хочу, могу к ним приезжать играть. Поехал, стал тренироваться у знаменитого защитника ЦСКА Ивана Александровича Кочеткова. Именно Кочетков автор знаменитой фразы: «Кто не пьет, тот не играет». Впрочем, если в оригинале, то говорил он так: «Кто не пьеть – тот не играить». Фразу эту Кочетков сказал на разборе в федерации, где ему ставили на вид за загул. Шутки шутками, но на место левого защитника, на котором я и играл потом всю жизнь, выпустил впервые именно Кочетков.

Футбольный «Буревестник» через несколько лет расформировали неожиданно. Как в кино – приехал весной на место, где еще в прошлом году было поле, а увидел конный манеж. Кстати, на этом месте к Олимпиаде-80 построили спорткомплекс «Олимпийский».

Что было делать? Я поехал записываться в «Локомотив», в Черкизово, и там встретил Андрея Кирьякова – парня, который позже работал с Юрием Семиным в «Локо» и в сборной. Андрей играл за школу «Юность» Дзержинского района Москвы, меня туда и позвал. Мы с ним дружим и по сей день.

Тренером команды 49-го года в «Юности» был Леонид Николаевич Маракуев. Чем наши детские тренеры запомнились? Человеческими качествами. Маракуев любил детей, был нам, по сути, вторым отцом. Он знал, чем живет каждый мальчишка, знал, что из Алабушево мне ехать 2 часа, и делился со мной съестным – кофе, бутербродами, которые ему приготовила жена. Я довольно часто, уже играя в сборной, приезжал к нему просто поговорить – что-то вроде отдушины для меня. Ну а Леонид Николаевич получил за меня, как воспитанника, который дорос до сборной, звание заслуженного тренера РСФСР.