Федор Раззаков - Виктор Тихонов творец «Красной машины». КГБ играет в хоккей

– Видите вон ту металлическую дверцу с надписью «Мастерская»? – спросил у Тихонова таксист и показал ему на невзрачное двухэтажное здание на противоположной стороне соседней улицы. – Идите туда, там вас ждут.

– Кто ждет? – не понял Тихонов.

– Ничего не спрашивайте, просто идите и все, – и таксист подтолкнул тренера рукой в спину.

Когда Тихонов вошел в указанную дверь, он попал в помещение, представлявшее собой мастерскую по ремонту металлических изделий. За стойкой сидел лысоватый старичок в синем изношенном халате. Увидев гостя, он спросил:

– Это вы пострадавший?

Поначалу гость не понял, о чем идет речь, а когда догадался, то молча кивнул головой.

Старичок встал и жестом позвал тренера следовать за собой – в подсобное помещение. Там хозяин мастерской подвел Тихонова к одной из полок, на которой гость увидел… свою синюю спортивную сумку с надписью «Адидас». Он бросился к ней и, расстегнув молнию, увидел внутри сумки свою кинокамеру – совершенно целехонькую. Перекинув ремень через плечо, Тихонов вновь повернулся к старичку. Тот стоял и держал в руке лист бумаги и шариковую авторучку.

– Вы правда тренер рижского «Динамо»? – спросил старичок.

– Да, вот мое удостоверение, – и он потянулся рукой в карман.

Но старичок жестом остановил гостя и протянул ему листок с ручкой:

– Поставьте, пожалуйста, свой автограф.

Когда Тихонов это сделал, старичок добавил на прощание:

– И передайте привет Хельмуту Балдерису.

– От кого? – спросил тренер.

– От его поклонника. Если бы не он, не видать бы вам вашей кинокамеры.

Сидя за рулем своего «Жигуленка»-«копейки», Алан Супреев колесил по улицам Усть-Каменогорска и, как заправский гид, рассказывал Анжеле о достопримечательностях своего города. Борис Александров в это время сидел на заднем сиденье и только изредка вступал в разговор, вставляя кое-какие реплики. Но в основном все-таки говорил Алан, перехватив инициативу у своего приятеля:

– Эх, жаль, Анжела, что вы приехали к нам в феврале. Вот приезжайте к нам летом, мы вам такие красоты покажем – закачаетесь. Съездим в нашу Скалистую Успенку, где мы постоянно тусовались мужской компанией или махнем на Комсомольский остров, рыбку половим. Правда, сейчас уже не тот улов, каким он был десять лет назад, когда мы с Борькой бегали туда мальчишками.

– А каким тогда был улов? – спросила Анжела.

– Богатым – в нашей Ульбе даже щуки водились, не говоря уже о плотве или окуне. Утки жирные плавали. Сейчас с этим делом стало намного скромнее.

– Ты расскажи, как однажды чуть щуку не поймал, – подал голос Александров.

– Было дело, мы тогда в седьмом классе учились, – откликнулся на просьбу друга Алан. – На дворе был, кажется, июль, а в это время щуки впадают в летнюю дремоту, становятся вялыми, поэтому поймать их почти нереально. Мы с Борькой в тот день часов семь охотились с воблером.

– Это что за зверь? – поинтересовалась Анжела.

– Это такая блесна-рыбка, на которую ловят настоящую рыбу, – пояснил Александров, а Алан продолжил:

– Так вот мы семь часов охотились, пока у меня не клюнуло. Я Борьке кричу: «У меня клюет!», а сам тяну удочку что есть мочи. Но чувствую, что сил не хватает. Тут Борька подбегает, и мы с ним вместе начинаем тянуть. И все равно вытянуть не можем. Щука та оказалась килограммов на пятнадцать, а то и двадцать. А мы же пацаны, оба дохлики. Короче, щука как рванула от берега, так мы с Борькой в воду и шарахнулись. Борька удочку сразу отпустил, а я, как дурак, держу. И щука меня дальше потянула. Как в «Бриллиантовой руке», помните – там Папанова так тащили.

– Я ему кричу: «Брось удочку!», а он, дурак, не слушает, – снова встрял в рассказ Александров.

– Да я и не слышал тебя – голова-то под водой оказалась. Короче, только минуты через две удочку отпустил, хотя жалко было – мне ее батя на день рождение подарил. Так она и сгинула вместе с той щукой.

– Хорошо, что сами живы остались, – резонно заметила Анжела.

– Да нам с Борькой любая река по колено – мы с ним в каких только передрягах не бывали, – бодро отреагировал Алан. – А пару лет назад Бориса и вовсе чуть шаровой молнией не убило – чудом спасся. Меня, правда, рядом не было, но он так живо это описывал, что я будто сам там побывал.

– Где же это было? – поинтересовалась Анжела у Александрова.

– В Канаде, после молодежного чемпионата мира, – ответил хоккеист, которому явно не хотелось заново переживать эту историю.

Однако пришлось.

Мировой молодежный форум по хоккею проходил тогда в Канаде, в городе Виннипеге. В последний день турнира, 5 января 1975 года, советские хоккеисты встретились с хозяева чемпионата канадцами, в составе которых играли такие будущие звезды, как Брайан Тротье, Рик Лапойнт, Мел Бриджмен, Брайан Саттер, Эд Станиовски и другие. В нашей команде, помимо Бориса Александрова, играли еще несколько хоккеистов, которые вскоре станут очень известными, благодаря выступлениям за первую сборную: Владимир Мышкин, Александр (он же Зинэтула) Билялетдинов, Сергей Бабинов, Василий Первухин, Сергей Шепелев. Наши ребята в той игре победили 4:3, причем две шайбы – первую и третью – забросил Александров, ставший настоящим героем той игры (впрочем, как и всего чемпионата).

На следующий день сборная СССР вылетала из Виннипега на родину. Рейс был прямой и длился почти 11 часов. Александрову досталось место возле иллюминатора и большую часть пути он проспал. А снился ему вчерашний матч, который отличался завидным драматизмом от всех предыдущих игр на этом чемпионате. В начале третьего периода сборная СССР вела 4:1 и, казалось, что игра уже сделана. Но канадцы умеют биться до последнего, как никто. На 47-й минуте матча Лапойнт с подачи Арндта сократил разрыв, а спустя еще девять минут уже сам Арндт сделал разрыв минимальным – 4:3. И последние четыре минуты игры канадцы так осадили ворота Мышкина, что, казалось, гол неминуем. А примерно за минуту до финальной сирены хозяева турнира стали играть вшестером, оставив свои ворота пустыми. Именно эти финальные секунды и снились теперь Александрову, пока их самолет летел в Москву. А снилось ему то, как он самоотверженно бросается под удар канадского игрока и шайба летит ему прямо в лицо. Удар – и искры посыпались из глаз Александрова.

Именно в этот самый миг он проснулся, и увидел в иллюминаторе яркую вспышку света, которая на доли секунды ослепила ему глаза. А когда он снова их открыл, то обнаружил, что свет в салоне самолета погас. Сидевший с ним рядом Федор Канарейкин, схватил его за локоть и, жарко дыша ему в ухо, спросил: