Семен Злотников - Сцены у фонтана

Действуют:

Оличка

Кошкин Лев Николаевич

Электромонтер

Туся

Федор

Длинный

Пониже

Константин

Темно. Как до создания мира. Впрочем, совершенной тьмы не было и до. Что-то было даже тогда, когда ничего не было: какая-то луна и еще свет с какого-нибудь непостижимого боку — то ли левого, то ли правого…

Нетрезвый мужской голос (то снижаясь, то вырастая, с явными переживаниями). …Видишь ли, Туся, я был…

Трезвый женский. Федя, идем, я тебя, как человека…

Нетрезвый. Эх, кем я только не был!

Трезвый. Разве я говорю, что не был? Я говорю, что идем!

Нетрезвый. Эх, был я весь, как запущенный в доску сад! Был я весь на женщин и зелие падкий!

Трезвый. Я тебе таких женщин покажу, Федя, ты у меня так упадешь, что вставать потом сам не захочешь!

Нетрезвый (с болью) . Ту-ся! Сергей Александрович Есенин!

Трезвый. Не оправдывайся!

Нетрезвый. Сережа Есенин, великий поэт земли русской родом из Рязани! Эх, разонравилось петь и плясать, и терять свою жизнь без оглядки!

Трезвый. Тяжело же держать тебя! Федя. Мне уже не двадцать лет, а уже слава Богу — понял?

Нетрезвый. Поступь нежная у тебя и очень нежный стан…

Трезвый. Дурак ты.

Нетрезвый. Но если бы знала ты сердцем своим упорным…

Трезвый. Да тяжело же мне, говорю!

Нетрезвый. Не знаешь, да?

Трезвый. Вот, за столб держись, образина!

Нетрезвый. Ничего ты не знаешь!.. Э-эх, никогда не узнаешь, Туся!

Трезвый. Ты зато у меня много знаешь, баранья башка!

Нетрезвый. Потому что у тебя сердце упорное… огнеупорное… водонапорное, Туся!

Пахнуло ветерком. Вверху, на столбе помигал и зажегся фонарь, осветил высохший — должно быть, давно — фонтан. Бортик пощерблен и замшел. Посреди позеленевшая от времени статуя журавля. Стоит себе без устали на одной ноге! Клюв обломан — то ли людьми, то ли временем, то ли сам по себе отпал. И вместо клюва из журавлиного горлышка растет поржавевшая трубка. От сухого источника лучами расходятся три аллеи. По одну сторону фонтана — Оличка и Кошкин, самозабвенно целуются. По другую — Федор всеми руками держится за столб, как за жизнь. Под спину его поддерживает суровая женщина Туся. Поза у Федора нереальная: столб неким образом промеж ног, а ноги впереди. И сам он весь как есть, в противоборстве с земным притяжением, собственной поэтической тоской и женщиной Тусей. И еще: интригующей тенью — то бесшумно скользя, то замирая — нам в душу косвенным образом забирается мужской силуэт. Влюбленным его не видно. Потому что они, счастливые, к нему спинами. А мы все видим…

Федор (мгновение, задрав голову и уксусно сощурившись, глядит на то, что зажглось; затем на влюбленных по ту сторону фонтана; затем, рискуя вывихнуть шею, за собственную спину, на жену; широко восклицает). Сергей Александрович Есенин! Сережа Есенин — великий поэт земли русской родом из Рязани! Ты же его не понимаешь, Туся! Что же мне делать с тобою, Ту-ся!

Туся.До дому дойдем, там я тебе покажу, что со мной делать. (Озирается по сторонам.) Гражданин! (Машет Кошкину.) Ты слышишь меня?

Кошкин вздрагивает. Оличка испуганно жмется к возлюбленной груди.

Кошкин. Оличка, кажется…

Оличка. Левочка, я боюсь!

Кошкин. Позвали…

Туся. Гражданий, эй!

Федор (мотает головой.) . Эх, Туся, Туся…

Оличка. Левочка, не ходи, мне страшно…

Кошкин. Он не опасен… смотрите… (Пытается разомкнуть возлюбленные объятия — не получается.)

Туся. Гражданин, холера тебя!

Кошкин. Оличка… пожалуйста…

Оличка. Я столько тебя ждала, не покидай меня…

Кошкин. Я вас не покину, честное слово…

Федор. Эх, Туся, Туся…

Туся. Что Туся? Что Туся?

Кошкин (наконец, выдирается) . Надо понять, что нужно людям…

Оличка.Поймешь — возвращайся, пожалуйста!

Федор (выплескивается) . Эх, льется дней моих розовый купол! Эх, в сердце снов золотых сума! Много девочек я перещупал! Много женщин в углах прижимал!

Кошкин. Я тоже очень люблю Есенина.

Туся. Вы-то любите, так вы-то хоть на ногах держитесь — а этот что? Ну вот, опять сел! (Кошкину.) Тяганем его, что ли? Ночь, мне еще на работу.

Туся и Кошкин пытаются воздвигнуть Федора на ноги.

Кошкин. Он не хочет… (Воздвигает.) Или не может…

Туся. Тащи-тащи, много не болтай…

Федор (не воздвигается — хоть надорвись) . Родом мужик… соловей ты мой… пташечка… эх, весело поешь…

Кошкин (старается изо всех сил) . Не владеет телом…

Туся (тоже старается из последних сил) . Да какое там тело — тоска!.. Ты под это его, ты под это!..

Наконец, воздвигают, кулем прислоняют к столбу, тяжело дышат.

Федор (мутно глядит на Кошкина) . А, Ваня… ( Опять сползает. )

Кошкин. Трудно вас поднимать…

Федор (тянется к Кошкину) . Ваня, друг…

Туся.Мне даже глядеть отвратительно, честное слово…

Кошкин. Что будем делать?

Федор.Ваня, друг…

Туся. Лошак обожратый, кому ты нужен такой?

Кошкин. Не надо бы…

Туся. Что?

Кошкин. Он человек, ему должно быть обидно…

Туся. Кто человек?

Кошкин. Он…

Туся. Этот, что ли? (С сомнением смотрит на человека.) Эге, вот не знала…

Кошкин. Все — люди…

Туся. Вы, может, и люди — а этот … (Берет Кошкина за руку, отводит в сторону, подозрительно озирается.) Вы с виду умный, а вы все равно не слушайте, что я сейчас говорю. Вообще иногда я с ним не так говорю. Вообще-то я знаю, как с ним говорить. Вообще-то я с ним не так. С ним вообще так не надо. Он мухи не тронет, когда не такой. Она у него на носу будет на него гадить, а он ей за это стихи читать. Знаешь, сколько стихов знает?

Кошкин. Значит — хороший человек.

Туся. Дурак. Ему нельзя пить — он бросить не хочет. А когда он не хочет — его уже не остановишь!

Кошкин. Он любит стихи — значит, не причинит зла другому человеку.

Туся.И добра тоже не причинит. Вот тут он у меня со всей его поэзией!