Наталия Гинзбург - Домик на море

ДЖАННИ: Распространяется, да еще как! Она в этом плане ужасная. Между нами все кончилось сразу. Я тут же перестал быть, как ты говоришь, ее любовником. И прекратил звонить ей. В начале в определенный час ночи я ей все же позванивал. И она приходила ко мне. Ты видишь мой дом? Тот, наверху, красного цвета, с арками. Прекрасный дом, но разваливается буквально на глазах. Я рад был бы продать его, но никто его не хочет, потому что на нем висит ипотека, и, кроме того, он огромный, требует бешеных денег для поддержания в нормальном состоянии.

ДЕБОРА: Мы говорили о Бьянке.

ДЖАННИ: Почему тебя так интересует знать все подробно о Бьянке? Может, ты как-то идентифицируешь себя с ней?

ДЕБОРА: Как ты скучен, Джанни, со своим психоанализом.

ДЖАННИ: Что же касается Бьянки, мне особенно нечего добавить к уже ранее сказанному. Когда я уходил от нее, я испытывал такое чувство, словно у меня гора свалилась с плеч. Я снова почувствовал себя свободным, и, представленным самому себе. Снова вдохнул воздух полной грудью.

ДЕБОРА: Представленным самому себе и своим орхидеям.

ДЖАННИ: Да. И своим орхидеям.

ДЕБОРА: Не выношу запаха орхидеи.

ДЖАННИ: Ты мне это уже говорила. Но я уверен, что это не так. Когда ты придешь посмотреть мой дом, я тебе обязательно подарю орхидеи.

ДЕБОРА: Не приду. Нет времени. Хочу уехать отсюда. Страшно устала от этого места.

ДЖАННИ: Ты повторяешь все время одни и те же фразы. Словно заезженная пластинка. Нет денег. Хочу уехать. Не выношу орхидей. Ты скучная.

ДЕБОРА: Меня это совершенно не интересует, скучная ли я для тебя или нет.

ДЖАННИ: Еще как интересует. Ты ничуть не хочешь, чтобы я находил тебя скучной. Ты хочешь, чтобы я находил тебя приятной. Я и нахожу тебя очень приятной, но одновременно и скучной. Но ты являешь собой тот тип скучной женщины, который мне нравится и заставляет меня волноваться. Странно, знаешь, у меня такое ощущение, словно я тебя знаю уже давно. Ты такая приятная, миниатюрная, грациозная. Иногда твое лицо принимает злое, неприятное выражение и ты говоришь всякие гадости. Но и это тоже заставляет меня волноваться. Все женщины доставляют мне одни только переживания. Я чувствую себя хорошо только тогда, когда остаюсь один.

ДЕБОРА: Никто не чувствует себя хорошо, когда остается один.

Входит Марко.

МАРКО: Вот. Мы купили хлеба, ветчины, сыра, вина. Бетта пошла за лодкой. Тебя зовут к телефону, Джанни. Зайди в дом к фармацевту. Это междугородний звонок.

Джанни удаляется.

МАРКО: О чем вы разговаривали, когда я вошел?

ДЕБОРА: Да, так. Ни о чем.

МАРКО: Как это ни о чем? О чем-то вы разговаривали. У тебя какой-то странный вид, Дебора. Тебе не здоровится?

ДЕБОРА: У меня в голове сплошная каша. Где мой купальник? Не могу найти его. Жуткий беспорядок.

МАРКО: Ты, наверно, его забыла в «Античной Японии». Если не найдешь купальник, что ты собираешься делать?

ДЕБОРА: Куплю себе другой.

МАРКО: Где? Я не видел здесь магазинов, торгующих купальниками. Есть только один супермаркет. Там продают веревки, пластик, гвозди. Никаких купальников я там не видел.

Входит Джанни.

ДЖАННИ: Звонил Альвизе. Бьянка умерла.

ДЕБОРА: Что? Умерла?

ДЖАННИ: Да. У нее был сердечный приступ. Она умерла.

ЗАНАВЕС

В комнате находится одна Дебора. Затем появляются Марко и Джанни.

МАРКО: Вот и я, Дебора. Купил тарелки, похожие на те, что мы разбили. За эти несколько дней мы побили кучу тарелок.

ДЕБОРА: Ты мог их и не покупать. Эта чертовка, жена фармацевта, содрала с нас хорошенькую сумму денег. А, холодильник, как ты знаешь, у них вообще никогда не работал.

МАРКО: Но она мне вернула назад двадцать тысяч лир. Мы к ней ходили вместе с Джанни. Ему удалось убедить ее.

ДЕБОРА: Спасибо и за это. Те несколько дней, что мы прожили у нее, нам стоили пятьдесят тысяч лир. Даже номер-люкс в гостинице стоит дешевле.

ДЖАННИ: Прекращай говорить о деньгах. Ты становишься неприятной, когда говоришь о деньгах. Если ты перестанешь думать о них, кто знает, может в один прекрасный день, они польются на вас как вода из ведра.

ДЕБОРА: Не верю я этому, пока что на нас, если, что и льется, так это дождь. У нашей машины «сэйченто» образовалась огромная дыра в капоте.

МАРКО: Но сегодня нет дождя. Стоит великолепная солнечная погода.

ДЕБОРА: Не считая уже других расходов. Пластиковой занавески, которую ты так и не повесил.

МАРКО: Пластиковая занавеска может нам понадобиться всегда. Мы ее повесим в нашем будущем доме. Рано или поздно, но мы будем иметь наш дом.

ДЕБОРА: Только где?

МАРКО: Не знаю. Может, там, где найду себе работу. Я написал во Флоренцию некоторым знакомым моей матери. У них завод по выпуску шариковых авторучек.

ДЕБОРА: Во Флоренцию?

МАРКО: Да, во Флоренцию. Однако мы можем туда не ехать тотчас же. Мы могли бы, если это тебе доставит удовольствие, в начале погостить у твоей сестры.

ДЕБОРА: Сейчас ничто не может мне доставить удовольствия. Я чувствую себя ужасно несчастной.

МАРКО: Ты говорила, что хочешь побыть среди спокойных людей. Твоя сестра как раз такая спокойная. Глупая, но спокойная.

ДЕБОРА: Не такая уж она глупая, как тебе кажется. Однако я не хочу ехать к ней именно сейчас. Я это говорила, но это неправда. Мало ли, что можно сказать. Мне не хочется уезжать отсюда. Я уже привыкла к этому месту. И вообще, я ко всему очень быстро привыкаю.

ДЖАННИ: Не уезжайте. Останьтесь еще здесь. На несколько дней. Прошу вас.

ДЕБОРА: Марко хочет ехать. Он так решил. Я никогда не оспариваю его решений. Я покорная.

ДЖАННИ: Покорная и вредная.

ДЕБОРА: Почему это я вредная? Разве, я вредная?

ДЖАННИ: Ты бываешь иногда вредная с Марко. И относишься к нему несправедливо.

ДЕБОРА: У меня, что сегодня злое выражение лица? Кислое выражение лица?

ДЖАННИ: Нет. Сегодня оно у тебя несчастливое.

ДЕБОРА: Я не хотела бы, чтобы ты запомнил меня со злым, кислым выражением лица.

ДЖАННИ: Нет, это не так. Я буду помнить твое настоящее выражение лица.

МАРКО: Дебора, хотел тебе сказать, что вчера сюда вернулся Альвизе. Бьянку похоронили в Риме. Бетта говорит, что ему страшно хочется увидеться со мной. Он сейчас буквально убит горем. Я тоже не чувствую себя достаточно хорошо. Я не видел его уже много лет. У меня слова застревают в горле. Какая странная судьба. Надо же нам было оказаться здесь именно в те дни, когда умирала Бьянка. Если бы мне казалось, что я в состоянии чем-нибудь помочь ему, поднять его дух, я бы охотно встретился с ним, выполнил бы свой долг, не задумываясь, пошел бы к нему, чего бы мне это не стоило. Но я чувствую себя совершенно разбитым. Страшно потрясенным. Что бы я мог ему сказать в таком состоянии? Какие бы я нашел для него слова?