Стив Мартин - Пикассо «Ловком кролике»»

ПИКАССО и ЭЙНШТЕЙНА охватывает возбуждение.

ЭЙНШТЕЙН: Да, да!

ПИКАССО: Своего рода четвертое измерение, если вам так будет угодно…

ЭЙНШТЕЙН: Не верю, что вы это сказали! Четвертое измерение!

ПИКАССО: И это четвертое измерение и есть…будущее!

ЭЙНШТЕЙН: Неверно.

ПИКАССО (споря) : Карандаш забирается в будущее и вытягивает из него идеи, и переносит их на бумагу с божьей помощью. А что вы, ученый червь, можете об этом знать! Вам нужны лишь теории…

ЭЙНШТЕЙН: Да, и, как и ваши идеи, наши теории должны быть прекрасны. Знаете, почему Солнце не вращается вокруг Земли? Потому что эта идея недостаточна прекрасна. Если попытаться доказать, что Солнце вращается вокруг Земли, то, чтобы набить эту теорию фактами, придется заставить планеты двигаться в обратном направлении, а Солнце делать мертвые петли. Слишком дурно выглядит.

ПИКАССО: Вы хотите сказать, что подгоняете жизнь под прекрасную идею?!

ЭЙНШТЕЙН: Именно. Мы создаем систему и смотрим, можно ли заполнить ее фактами.

ПИКАССО: То есть, вы не объясняете мир таким, какой он есть?

ЭЙНШТЕЙН: Нет! Мы создаем новый взгляд на него!

ПИКАССО: То есть, вы выдумываете невозможное и вводите его в действие?

ЭЙНШТЕЙН: Правильно.

ПИКАССО: Мы одной крови!

ЭЙНШТЕЙН: Ну, конечно.

Обнимаются.

ЖЕРМЕН: Ну, распустили слюни. Нанесли всякого вздора, а я скажу, что есть только одна причина, по которой один из вас подался в физики, а второй в художники. И эта причина — иметь много баб.

ПИКАССО и ЭЙНШТЕЙН: Что?

ЭЙНШТЕЙН: Вы что, действительно думаете, что я говорю себе: «Как бы мне познакомиться с большим количеством девушек? А придумаю-ка единую теорию поля»?!

ЖЕРМЕН: Я не говорю, что вы не искренни, но взгляните правде в глаза (ЭЙНШТЕЙНУ) : вы ведете полную блеска беседу на вечеринке и (ПИКАССО) у вас есть абсолютно проверенная временем линия поведения: я бы хотел нарисовать вас.

ПИКАССО: Это возмутительно!

ЖЕРМЕН: Может быть, это происходит бессознательно. Я даже думаю, что вы осознаете, что не окружены красивыми вещами, и стараетесь восполнить этот пробел.

ЭЙНШТЕЙН: Графиня!

ГРАФИНЯ: Альберт!

ЭЙНШТЕЙН: Вы были в «Баре Руж»?

ГРАФИНЯ: Нет, конечно. Это то место, где, вы мне сказали, мы должны встретиться.

ЭЙНШТЕЙН: Глупо с моей стороны. Конечно, вы пришли сюда.

ГРАФИНЯ: Чтобы вы сказали сейчас о состоянии невероятности различить движение, исходящее вне силы гравитации?

ЭЙНШТЕЙН (в сторону) : Как она обворожительна!..

ЭЙНШТЕЙН и ГРАФИНЯ идут к выходу.

ЭЙНШТЕЙН (бормочет) : Невозможно различить, знаете ли, два тела, объединенных…одним полем…

ГРАФИНЯ платит по счету. ЭЙНШТЕЙН немного в смущении, но не настолько, чтобы расплатиться самому.

ЭЙНШТЕЙН (собравшимся, неожиданно восторженно) : Хотя мы, скорей всего, никогда больше не встретимся вновь, как корни дерева, шевелящиеся глубоко под землей, мысли, что мы высказали нынче вечером, сплетясь, прорастут в века!

ПИКАССО (полон собой) : Нынче вечером Земля отдыхала и слушала нашу беседу.

ЭЙНШТЕЙН (полон собой) : О «Ловкий кролик!»

ПИКАССО: Пикассо и Эйнштейн, Пикассо, Эйнштейн. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что мы будем в разных томах энциклопедии.

ЭЙНШТЕЙН: Зато между нами не будет Бигмэна.

ЭЙНШТЕЙН и ГРАФИНЯ уходят.

ПИКАССО: Завидую ему.

ФРЕДДИ: Что так?

ПИКАССО: В науке можно и не быть циником.

ФРЕДДИ: Что же делает циничным художника?

ПИКАССО: Думаю то, что называют рынком.

ФРЕДДИ: Я должен выйти через ту дверь и поймать Антуана, прежде, чем он улизнет из города, не заплатив мне за все, что он здесь выпил. (ПУБЛИКЕ) : Может, на это мне понадобится больше времени, чем вы считаете, необходимо человеку, чтобы выйти через ту дверь и поймать Антуана, прежде, чем он улизнет из города, не заплатив мне за все, что он здесь выпил, но обычно я возвращаюсь прежде, чем спектакль закончится.

Уходит. Возвращается ГАСТОН.

ПИКАССО: Гастон, не хочешь ли пи-пи?

ГАСТОН понимает, что хочет и уходит. ПИКАССО подходит к ЖЕРМЕН. Они целуются, похоже, не в первый раз.

ПИКАССО: Сладко. Очень.

ЖЕРМЕН: И кто я? Десерт?

ПИКАССО: Что ты имеешь в виду?

ЖЕРМЕН: Я имею в виду, сколько блюд ты нынче уже отведал?

ПИКАССО: Ну, разве не сладко? Мы ведь не чужие…

ЖЕРМЕН: О да, мы спим вместе, но различие все же есть. Женщины составляют твой мир. Для меня ты — вещь, которая никогда мне не попала в руки. Ты и Фредди, вы существуете в разных мирах. То, что я делаю в одном, не имеет ничего общего с другим.

ПИКАССО: Очень удобно.

ЖЕРМЕН: О, меня не собьешь. Я не сладкая. Ты мне нравишься. И это то, что я знаю о мужчинах твоего типа.

ПИКАССО: Мужчины моего типа? И какие же они?

ЖЕРМЕН: Выпей. Ты не хочешь, чтобы я пошла с тобой?

ПИКАССО: Нет, скажи мне о мужчинах моего типа.

ЖЕРМЕН (присаживаясь) : Постоянная женщина важна для тебя потому, что тогда ты уверен, что дома кто-то тебя ждет, если ты не сможешь заарканить кого-нибудь по пути. Ты ведь облизываешь взглядом каждую, не так ли?

ПИКАССО: Многих.

ЖЕРМЕН: Я сказала — каждую. Официанток, жен, ткачих, прачек, гардеробщиц, актрис, даже тех, кто прикован к инвалидным коляскам. Ты обращаешь внимание на всех, не так ли?

ПИКАССО: Да.

ЖЕРМЕН: И, когда ты видишь женщину, ты думаешь: «Интересно, какая она». Ты можешь качать на колене своего ребенка, но, если мимо идет женщина, ты спрашиваешь себя: какая она.

ПИКАССО: Продолжай.

ЖЕРМЕН: Если получится, ты за ночь переспишь с двумя, и не будешь чувствовать никакой вины. Правила не для тебя писаны, потому что они

устанавливаются женщинами, и правилам надо следовать, если хочешь, чтобы существовало хоть какое-нибудь подобие общества. Ты бросаешь одну ради другой, более красивой. Они находят тебя забавным, привлекательным, артистичным, неотразимым. Ты любишь молоденьких, потому что их легко одурачить, а они верят, что ты великий художник. Ты хочешь их, когда ты хочешь, никогда наоборот. После того, как ты их добиваешься, ты не можешь дождаться, чтобы уйти, или, если тебе повезет, и ты овладеешь ими у себя, ты не можешь дождаться, когда они уйдут, потому что, правда состоит в том, что после этого мы для вас не существуем, и все разговоры теряют смысл. Потому что мыслями ты уже далеко. Ты не достижим. Вся твоя жизнь — камуфляж. Но тебе везет, так как ты по-настоящему талантлив, и ты умен, чтобы этим не злоупотреблять. И, когда ты оставляешь одну, всегда появится другая, которая захочет быть с тобой. Словом, тебе никогда не придется завоевывать женщину, и ни одну ты никогда не поймешь и не оценишь по-настоящему.