Александр Володин - Кастручча [= Дневники королевы Оливии]

Действующие лица:

Отец

Мать

Дидель

Понтус

Марта

Луи

Дагни

Ретроград

Сонный

Комната удивляет расцветкой. Стены исполосованы пробами красок. Портрет Королевы.

Две раскладушки. В комнате отец и мать.

Отец. Не успеем перекрасить даже стены, о рамах и говорить нечего. Ничего не успеем.

Мать. Самолет, должно быть, уже прибыл. Ничего не успеем.

Отец. Зачем затеяли перекрашивать? Главное, неизвестно, будет ли лучше?

Мать. Вполне вероятно, что будет хуже.

Отец. Была оранжевая гамма, немного рискованно, но зато было решение. Общее решение — это главное. Хотя он там насмотрелся таких интерьеров, его не удивишь. Это может показаться ему провинциальным.

Мать. По-моему, все-таки неплохо.

Отец. Знаете, эта стена мне начинает нравиться. Просто проба краски, а что-то есть. Вам не кажется?

Мать. Да, что-то есть. Но мне кажется, что когда он уезжал, у нас был такой же вариант окраски.

Отец. Да он уже забыл.

Мать. Он многое забыл…

Отец (угрюмо) . Вспомнит…

Мать. Тихо, тихо.

Отец (раздраженно) . Я говорю тихо. Я не умею говорить тише.

Мать. Тогда молчите. Ваше дело рисовать и молчать. Вы художник, выражайте свои мысли в красках.

Отец с размаху ляпнул на стену звездообразную кляксу. И еще одну. И еще.

Что вы делаете?

Отец. Это мысли мои. Мысли у меня такие…

В дверь постучали.

Стучат в дверь.

Мать. Откройте.

Отец. Откройте вы.

Мать. Это он.

Отец. Чего же вы боитесь?

Мать. Вы не боитесь — вы и откройте.

Отец. Если постучат еще раз — откроем. В дверь еще раз постучали. Отец и мать вежливо улыбнулись и с этой минуты будут вежливо улыбаться все время. Они подошли к двери, сначала, улыбаясь, приоткрыли ее на цепочке, после чего, улыбаясь, впустили Диделя. Он тщедушен на вид — вытянул вперед шею, потому что за спиной у него рюкзак.

Дидель (радостно вскричал) . Да это я!

Мать (корректно улыбаясь) . Если можно, тише, пожалуйста.

Дидель (тише) . Да это же я!

Отец (деликатно улыбаясь) . Ах, это вы!

Мать. А мы прямо заждались. Наконец-то вернулись в родные края. Что может быть дороже родины!

Отец. Тише.

Мать (тихо) . Это можно громко.

Дидель. Да вы что! Зовете меня на «вы». Вот это номер. Заново будем знакомиться? Батя! Мама! Да это же я!

Отец (уклончиво) . Да. Разумеется. Но вот вы же говорите нам «вы»?

Дидель. Я говорю вам «вы», потому что вас двое! Но ты, папа! И ты, мама! Как-то вы странно… Это я приехал! Навсегда!

Мать. Видите ли, Дидель, у нас тут кое-что переменилось за это время… (Поспешно уточнила.) К лучшему переменилось, к лучшему. Теперь, например, принято говорить друг другу «вы». Меньше панибратства, амикошонства. Это относится даже к самым близким родственникам. Помните песенку? «На грош любви и простоты, а что-то главное пропало». Поэтому мы бы очень вас просили, если вам нетрудно…

Дидель. Честно говоря… Очень уж официально. Но что поделаешь, раз так принято, придется привыкать… Постепенно.

Отец. Это только поначалу трудно. Надо просто избегать местоимений. Можно говорить, глядя на человека, а он уж сам поймет, что вы обращаетесь именно к нему.

Дидель (снова весело) . Что же, будем смотреть на человека. О чем мы говорим, смешно!

Мать (громко) . Ну что же, нам приятно, что вы приехали. После того, как вы явитесь с повинной и отбудете положенный срок, мы будем жить здесь, втроем. К тому времени вы привыкнете, кстати, называть не батя, а «отец». Соответственно, меня — не мама, а «мать».

Отец. Верно, отец, мать. Это более общеупотребительно.

Мать (меняя предмет разговора) . Да! Вы не сказали, как вам нравится окраска стен.

Отец. Работа, как вы понимаете, еще не закончена…

Дидель (сбит с толку странной встречей) . Очень интересно…

Отец (оживился) . Нет, правда?

Дидель. Мне нравится… Во всяком случае, непривычно.

Отец. На эту стену не смотрите, она не закончена.

Дидель. Почему, мне даже эта стена нравится. Именно так, как есть.

Отец (рассмеялся) . А сейчас вы увидите, как она должна выглядеть.

Мать. Садитесь, отдохните с дороги, а мы тем временем закончим. Можете сидеть и смотреть. Вам это будет интересно.

Дидель, не сняв рюкзака, присел на раскладушку. Огляделся потерянно.

Дидель. Батя… То есть, отец! А вы… рассказали бы, как ваши успехи в живописи. Какой у вас период? Что-то картин не вижу.

Отец. Картин нет, картин нет…

Мать. Картины распродали, давно уже. Выгодно реализовали.

Отец. Да. Распродали, уничтожили, картин нет…

Он сказал так нервно, что мать решила пояснить.

Мать. Они, главное, ему самому перестали нравиться. К тому же, знаете — картины. Любую картину можно истолковать превратно. У него теперь другое увлечение, самая настоящая страсть: вот красит стены комнаты. Стойкое увлечение, и я считаю, плодотворное. Меняется цвет — как бы меняется и весь тонус жизни.

Отец с размаху ляпнул краской на стену.

Дидель. Батя, что ты делаешь!

Мать. Это сейчас пройдет… Иногда требуется разрядка.

Отец. Вот мой тонус!

Мать. Прошу вас, тише.

Отец. Вот мои мысли!

Мать. Прошу вас, прошу вас, все слышно!

Отец (яростным шепотом) . Какие красивые мысли! Какие интересные мысли!

Мать. Шепотом не надо, это, наоборот, вызывает подозрение.

Отец (так же) . Какой счастливый тонус жизни! Какой жизнерадостный колорит жизни!

Мать. Это можно и громко…

Отец, ослабев, присел на другую раскладушку.

(Успокаивая сына.) Небольшой приступ. Скоро все пройдет. Не обращайте внимания, ему надо отдохнуть. (Благопристойно.) Вот так живем, работаем. Я помогаю ему и, поверите, стала уже неплохо разбираться. Иногда делаю такие замечания, что он поражается. Какая жалость, что нам с вами предстоит расстаться. Вы тоже полюбили бы это и делали бы замечания…

Дидель. Я вас пока не оставляю. Я никуда не тороплюсь.