Алехандро Касона - Третье слово [=Дикарь]

Анхелина. Вот вещи твоей мамы. Все, что мне удалось разыскать.

Пабло (смотрит на вещи, не смеет коснуться их) . Это — моей мамы? Она их трогала?

Анхелина. Все старое, безделушки… Но она их очень любила.

Пабло. Что это?

Анхелина. Музыкальная шкатулка. Надо нажать вот тут…

Чистый детский перезвон колокольчиков .

Пабло (берет шкатулку, слушает) . Мама слушала эту музыку?

Марга. Да, когда оставалась одна, читала… И когда будила тебя.

Пабло. Марга, это чудо! Как будто ее голос… как будто я ее вижу… В первый раз… Вот она сидит над книжкой… думает… (Бережно ставит шкатулку на стол. Мелодия длится, пока не кончится завод.) А вот это — что?

Анхелина. Так, японская игрушка… Тогда ими увлекались. Нажмешь пружинку — и выскочит коробка поменьше, и еще меньше, и еще… Глупая игрушка. Никогда не понимала, какой в ней прок…

Марга. Я уверена, она ее купила для тебя.

Пабло. А медальон? (Ставит ящичек.) Кто это?

Анхелина. Это она. А вот это — ты. Двадцать лет назад.

Пабло. Мама и я! Марга, смотри!.. (Почти кричит от радости.) Вместе! Вместе!

Женщины растроганно смотрят на него .

Анхелина. Тебе хочется побыть одному, правда?

Пабло. Да, пожалуйста… А ты не уходи, Марга. Ты не сердись, тетя, — я с ней как будто с самим собой, понимаешь?

Анхелина. Понимаю, мальчик, понимаю… (Идет к двери.)

Пабло. Постой!.. (Крепко обнимает ее.) Спасибо, тетя Анхелина! Анхелиночка!.. Анхелуча!.. Ангелочек!..

Анхелина (задыхается) . Пусти, задушишь! Вот дикарь! ( Идет к выходу.) Дорогой ты мой дикарь!. (Выходит.)

Пабло (садится к столу, смотрит на медальон, смущенно отирает глаза, пытается улыбнуться) . Что это со мной? Никак не разгляжу…

Марга. Ничего. Сейчас пройдет. (Садится рядом с ним.)

Пабло. Не знаю, как тебе объяснить. Ты привыкла к своей маме, как будто так и надо… А я… мне кажется, я только сейчас родился… Какого цвета у нее глаза?

Марга. Синие.

Пабло (пристально смотрит на Маргу, потом — на портрет) . Странно как… Я думал, прекрасные глаза всегда зеленые…

Марга. Спасибо.

Пабло. Синие… Я никогда не видел синих глаз. А волосы?

Марга. Русые.

Пабло. Как у тебя?

Марга. У нее длиннее и куда пышнее. Тогда так носили.

Пабло. А твои пахнут лесом.

Марга. Я весь день просидела под соснами.

Пабло. Посмотри, какие у нее руки.

Марга. Как фарфоровые… Тонкие такие, маленькие…

Пабло. И у тебя такие же… Только… Ты не обидишься?

Марга (улыбается) . Я сама знаю — она гораздо красивее меня.

Пабло. Ты не обиделась, правда?

Марга. Что ты! Я рада, что ты так гордишься своей мамой.

Пабло. А я? Я тебе нравлюсь тут?

Марга. Очень нравишься!

Пабло. Тогда почему ты не хочешь со мной вместе купаться? Я ведь тут тоже голый…

Марга. Это совсем другое дело. Тебе было четыре года.

Пабло. А, значит, дело в годах? Когда же человек становится неприличным?

Марга. Ну, когда кто… Некоторые — сразу же. А ты и до сих пор не стал.

Пабло. А ты, значит, стала?

Марга. Я? Что ты?! Почему?

Пабло. Сама посуди. Купаться вместе нам неприлично. Я неприличным еще не стал… Значит, неприличная — ты?..

Марга. Мне никогда такое не приходило в голову… Наверное, ты прав.

Пабло. Нет, ты прямо отвечай. Разве это очень трудный вопрос?

Марга. Не вопрос трудный… Когда рассуждают о приличии — отвечать трудно.

Пабло. Почему же?

Марга. Потому что мы с тобой еще говорим на разных языках. Все, чего я никак не пойму, кажется тебе совсем простым. И наоборот.

Пабло. Нет, Марга, не в этом дело… Тут вот что: вы всегда рассуждаете о словах, а я говорю о вещах.

Марга. Что ты называешь вещами?

Пабло. Все, что можно понять сразу, без объяснений.

Марга. Ну, например?

Пабло. Есть маленькие вещи. Твоя горячая рука. Холодный снег. Луна ночью. И еще есть большие, страшные. Смерть и Жизнь.

Марга (изумленно глядя на него) . Ты мог бы объяснить, что такое смерть?

Пабло. Я ее часто видел. Первый раз, когда мне было восемь лет. Помнишь, я рассказывал тебе о Росине?

Марга. Это твоя косуля, она еще убегала весной, да?

Пабло. Да. Как-то вечером я был один и увидел, что она ползет ко мне по земле, а на боку у нее красное пятно… Я хотел его отмыть, но она посмотрела так грустно, как будто сказала: «Не надо, милый… не поможет». Потом легла у огня и стала ждать. И вдруг непонятный холод ворвался в дверь… Я понял, что кто-то страшный подошел ко мне и сделать ничего нельзя… Так я сидел в углу, дрожал, ждал, пока не понял, что она смотрит на меня — и не видит. Пришел отец, сказал это слово: «смерть». Только не нужно было. Я уже знал. Ты понимаешь теперь?

Марга. Не знаю. Смерть можно ощутить — увидеть неподвижное тело, почувствовать холод. А вот жизнь…

Пабло. То же самое. Мне трудно понять пишущую машинку, если ты не объяснишь. Она чересчур сложная. А Жизнь и Смерть — такие простые…

Марга. Ты и Жизнь сам открыл?

Пабло. И ты бы открыла. Это тоже очень просто.

Марга. Ну, ты хоть слышал раньше это слово?

Пабло. Да, слово я слышал. Только слова ведь ничего не значат, пока не узнаешь, что там внутри. Это было ночью, я шел с охоты и заблудился в горах. Ты была когда-нибудь там, наверху, когда собирается гроза?

Марга. Нет.

Пабло. Ночь затаила дыхание, она чего-то ждала… И тишина окружила меня, такая тишина, что я задрожал от самой макушки до копыт моего коня. Я почувствовал, как я мал и как одинок. Я дал шпоры, но конь мой не двигался с места. И тут я почувствовал, что я не один. Кто-то шел ко мне в темноте, снизу, с земли, обнимал порывами ветра, смотрел на меня со звезд. Что-то больше, гораздо больше меня хотело в меня войти, чтобы я не был один. Я не выдержал и крикнул. Позвал единственного человека, который мог прогнать мой страх. Я крикнул: «Отец!» Гром ответил мне. Молния озарила ночь. Тогда я понял: вот это-то, что было со мной, — это Жизнь. (Замолчал, отвернулся.)

Марга задумчиво на него смотрит .

(Оборачивается.) Почему ты задумалась? Разве это не просто?

Марга. Да, Пабло. У меня никогда так не было.