Валерий Хаит - Одесский юмор. Рассказы, миниатюры, афоризмы

Правду говоря, ошибалась она довольно часто. Из-за чего опаздывала на репетиции. Хотя она была очень пунктуальной. В душе.

Несовпадение душевной организации с организацией жизненной доставляло ей много мучений. Особенно ее мучила необязательность и ужасная непунктуальность других музыкантов группы. Несмотря на то что у всех музыкантов были собственные наручные часы, они являлись в подвал на репетиции вручения «Грэмми» с крайним опозданием. Музыканты эти, надо сказать, были талантливые. Талантливые и подлые. Они давно заметили, как она мучается с папиным будильником, из-за которого сама все время опаздывает, и решили, что им тоже не стоит приходить вовремя.

Жизнь пошла наперекосяк.

Папу уволили с работы.

Хотя дело даже не в этом.

Она понимала, что превращение группы в звезду мирового шоу-бизнеса и вручение премии «Грэмми» откладывается из-за какого-то дурацкого будильника.

Но беда, как известно, никогда не приходит одна.

Однажды, когда посреди оживленной улицы она достала из торбы папин будильник и занялась дедукцией, кто-то сильно задел ее плечом, в результате чего папин будильник упал, и от него отлетела большая стрелка.

Она никогда в жизни не плакала, хотя была чувствительной и тонкой натурой. Видимо, берегла силы — как раз для такого момента. Артистично заревев на всю улицу, она продемонстрировала прохожим великолепный потенциал своего колоратурного сопрано. Но потенциал этот никто не оценил — наоборот, все подумали, что она дура, раз стоит со сломанным будильником и коричневой торбой посреди улицы и ревет.

Никто не понял, что ревущая перед ними девушка с папиным будильником и с коричневой торбой — будущая обладательница «Грэмми».

Никто, кроме мужика в кашемировом пальто.

Он подошел к ней и, как последний дурак, спросил, который час.

В ответ она завыла так, что сомнений в том, что перед ним стоит будущая Монсеррат Кабалье, у мужика в кашемировом пальто не осталось. Он взял из ее рук папин будильник, положил его в коричневую торбу и выкинул торбу вместе с будильником в мусорный бак. В ответ на это она заревела, как медведь в зимнюю стужу.

Мужик в кашемировом пальто был в шоке от ее голоса. Он сказал ей, что она выхухоль. И тогда она завыла так, что изобретатели пожарной сигнализации сдохли бы от зависти, если б не умерли гораздо раньше естественной смертью.

Мужик в кашемировом пальто сказал ей еще какую-то мерзость, но она уже бежала в подвал.

Мужик побежал за ней.

Как ни странно, все музыканты в тот исторический момент уже собрались в подвале и даже сами начали репетировать вручение «Грэмми». Она присоединилась к ним. Еще никогда ее голос не звучал так громко и проникновенно, как в тот памятный вечер в подвале.

Мужик в кашемировом пальто был в восторге.

Теперь — главное.

Как вы, наверно, уже догадались, мужик в кашемировом пальто оказался продюсером.

Он говорил ей на улице всякие гадости только потому, что знал: по-настоящему талантливый человек может раскрыться только в экстремальных условиях. Например, когда его обзовут выхухолью.

Мужик в кашемировом пальто, понятно, влюбился в нее, женился на ней и записал диск ее группы. Диск стал платиновым. Группа получила «Грэмми». Так что репетиции не прошли зря.

В это время ее папа спал безмятежным сном на другом конце света, хотя и обещал дочери смотреть церемонию вручения наград «Грэмми» по телевизору. Но он проспал.

Был выходной день, и новый будильник от Картье почему-то не зазвонил…

Когда я звоню моему приятелю Фиме, первое, что он мне говорит: «Ну что ж ты никогда не позвонишь?» Это вместо здрасьте. Фима не сумасшедший. Просто он соблюдает эмигрантский этикет.

На знамени нашей эмиграции начертано одно гордое слово: «Обида».

Именно одно.

Именно гордое.

И именно «Обида».

Это чувство никакого отношения не имеет к тому, что в словарях толкуют как «несправедливо причиненное огорчение». Какое к черту огорчение! Упоение обидой. Всепобеждающая мощь поджатых губ. Веселое сверканье оскорбленных глаз. Обида, будоражащая кровь и побуждающая к действию.

В этой обиде нет ничего от унылого хныканья. Это захватывающая игра, в которой побеждает лишь тот, кто досконально владеет искусством быть обиженным. Вернее, тончайшим из искусств стать обиженным, то есть объявить себя обиженным раньше, чем это сделает партнер.

Разумеется, это высокое искусство не на чужой земле родилось. Оно было впитано с молоком матери и желчью отца, взлелеяно на родине и вывезено за океан непосредственно в крови, в виде ма-а-леньких таких пузырьков, затаившихся где-то между красными и белыми кровяными тельцами. Этот вирус до поры до времени дремлет в венах, чтобы однажды вырваться на простор и показать окружающим кузькину мать.

Да, быть обиженным бывало модно и до эмиграции. И многие были признанными мастерами этого дела. Моя теща Сима, например, пребывала в постоянном состязании, кто на кого первым обидится, со своей родной и любимой сестрой Раей. Правду говоря, их игра в обиду особым разнообразием не отличалась и даже была нудноватой для окружающих, но сами участницы удовольствие получали несказанное.