Мария Сакрытина - Никаких принцев!

— Лучше отдохни. — Я хлопаю его по плечу.

— И переоденься, — бросает Ромион, подавая мне руку. — Пойдем, Розалинда. А то ты и правда заблудишься.

Я успеваю обернуться и улыбнуться Дамиану. Он как завороженный смотрит мне вслед. Странный…

Мы снова идем по коридорам, только теперь с Ромионом никто не пробует заговорить. Все смотрят на меня. И шепчутся. Только что пальцами не показывают.

— Теперь ты — знаменитость нашего общежития, — усмехается принц.

О боже, они тут все странные…

— Почему?

— Потому что мой дорогой братец решил начать подготовку к новому эксперименту, для которого ему понадобились девственница и дохлая кошка. Дохлую кошку он раздобыл…

— А на роль девственницы подошла я?

— Именно. Теперь все удивляются, как ты выжила.

Я смеюсь. Но это правда смешно! Дамиан? Девственницу?

— Он же пошутил, да? Серьезно, Ромион, он же шутил!

— Сомневаюсь…

Угу. Дамиан, робкий, милый, нерешительный Дамиан — даже не представляю, чем он собирался заниматься с девственницей!

Я смеюсь, и Ромион оглядывается. Кажется, он тоже считает меня странной.

— Держи. — Отдаю ему вторую ленту. — Виола просила передать. Цени, она специально для тебя научилась плести. — И это почти правда! — Между прочим, сегодня вечером можешь ее не ждать. Она будет высыпаться. — Ну серьезно, сколько можно! Я скоро буду спать стоя. — И тебе это же советует… А спорим, мой Дамиан тебя сделает?

Ромион мгновение просто смотрит на меня, почти как вчера ночью. Потом смеется.

— Сомневаюсь. Но он постарается.

И уже у учебного корпуса, сдавая меня с рук на руки Габриэлю, вдруг говорит:

— Розалинда. Спасибо.

— За ленту? Пожалуйста. Это для сестры. Ты ей, кстати, тоже нравишься. Только не говори, что я тебе сказала…

— За Дамиана.

— Какая они странная семья, — говорю я Габриэлю уже в карете. — Нет бы жить долго и счастливо. А они сначала дерутся, а потом выясняется, что за глаза друг о друге заботятся.

Габриэль молчит. Кажется, он думает о чем-то своем. Ну и ладно!

К турниру я готовлюсь тщательно: высыпаюсь, одеваюсь ярко, беру пуховки, мастерю транспарант с именем Дамиана, запасаюсь орешками, жаренными в пряностях. Это мой первый турнир, буду смотреть с удобством.

Мелисса действительно занимает мне место (другая девушка, слева от меня, косится удивленно, но вроде не пытается отодвинуться). С орешками почти сразу предстоит попрощаться — почему-то никто, кроме меня, ничего подобного взять не додумался. Зато вырядились, как на бал. И дружно обсуждают, явится ли на турнир прекрасная незнакомка, которая, кстати, была на балу. И «ах, наверное, она и прекрасная незнакомка принца Ромиона — одно лицо». И косятся на меня.

— Тебе, наверное, неприятно это слушать? — шепчет мне Мелисса. — Хочешь, я попрошу их замолчать?

— Да нет, все в порядке, — беззаботно откликаюсь я. Не неприятно. Просто странно. Как будто у меня действительно раздвоение личности.

Потом на арену выходит распорядитель и что-то кричит. Я сравниваю его с юркой ящерицей и мечтаю, чтобы он, наконец, заткнулся.

И он затыкается. Потому что проваливается в огромную воронку.

Трибуны замирают.

— Ух ты, — в полной тишине говорю я, доедая остатки орешков. — Крутые у вас спецэффекты.

И тут от воронки, под землей, под трибуны начинает тыкаться и извиваться не то червь, не то что-то очень на него похожее и громадное (может, очередной демон?). Мой браслет сияет, трибуны орут.

А я падаю.

Ну а что — и впрямь крутые спецэффекты.

Ловит меня не Габриэль, которому вообще-то это по должностным обязанностям положено, а смутно знакомый зеленый хмырь верхом на бронированном черве. Хмырь тоже бронированный по самые уши, и его совершенно не смущает, что сверху на него (и червя) падают комья земли, веера и мои орешки. Он обнимает меня — очень нежно, точно боится раздавить. И визгливо восклицает (прямо в ухо!):

— Розалинда, любовь моя, наконец-то!

Тут-то я его и узнаю. По голосу. Точно, это он немелодично ругался, когда мы с Роз в него горшки с геранью кидали.

Император гоблинов собственной персоной.

— Ваш-ш-ше уж-ж-жаснейш-шее велич-чество, — гоблины всегда спотыкаются на шипящих звуках, а придворный маг «уж-ж-жаснейшего велич-чества» с ними совсем не в ладах. — Мой король, это не она.

— Это не я!

— Как это — не она? — недоумевает император гоблинов.

Он молод, подозреваю, лет тридцать — сорок — почти мальчишка по меркам гоблинов. Это бросается в глаза: кожа без морщин, нежно-зеленого цвета, рога еще только проклюнулись, и на ногти он надевает специальные серебряные когти, потому что свои еще не отрастил. А еще, для гоблина, он очень даже ничего. Высокий (опять же — для гоблина), ростом не ниже меня (но и, конечно, не выше). Глаза золотистые, неожиданно яркие (гоблины живут под землей, потому видят за редким исключением плохо, а глаза у них или серые, или молочно-белые). Уши не торчат, как у остальных, а красиво прижаты к голове. Нос… ну, почти не сломан (гоблины — народ задиристый, чуть что не по ним — сразу в драку). Рот, конечно, мелковат… Но если император гоблинов удивляется (вот как сейчас) и округляет его — то очень даже ничего.

Ничего, да. Ничего особенного. Для своих этот гоблин наверняка красавец писаный. Меня даже удивляет, как он умудрился стать императором? У гоблинов же монархия весьма и весьма странная. Абсолютная — это да. Но по наследству власть никогда не передается. Скажи гоблину о наследстве — он покрутит пальцем у виска. Твой папа — император, а ты, следовательно, принц? Ха! Будешь копаться в шахтах на равных правах с сыном поварихи. А если хочешь трон — изволь за него сразиться. Раз эдак десять… двадцать… Или больше. По сути, до бесконечности. Вожак, считают гоблины, должен быть сильным, чтобы все его боялись. И это, кстати, работает: с гоблинами предпочитают дружить все вменяемые «солнечные» короли (как они называют тех, что правят на поверхности).

А следовательно, и этот гоблин добыл себе каменный венец (вместе с каменным молотом — если не ошибаюсь, он тут вместо скипетра) потом, кровью и железными кулаками. Хотя руки у него почти как у Ромиона: пальцы длинные, изящные, а ладонь почти девичья. Не работал он никогда в шахтах — сразу видно.

И как тогда стал императором?

— То есть как — не она? — взвизгивает он, когда гоблинский маг молчит. Всем император хорош (для гоблина), но как пискнет что-нибудь на ультразвуке, так хоть уши зажимай. Орал он на соперников, что ли? У гоблинов уши очень чувствительные.

Маг молчит, а я тем временем пытаюсь вспомнить, как их нынешнего императора зовут. Какой-то там Майяр — это точно. Но это тронное имя уже лет сто как прижилось, так все никак не отлипнет. Считается, приносит удачу. Но именовать им императора вне церемоний вроде бы невежливо. Тогда как? Величать? Их величество меня, между прочим, похитил, так что величания не дождется.